– Мне очень жаль, мистер Креншо. – Ева мертвой хваткой вцепилась в подлокотники кресла. Воспоминания были столь же свежими и болезненными, как и неделю назад. Ей вдруг стало жарко. – Я надеялась, что у Роберта получится прийти к соглашению с Делисантро, – пробормотала она, снова словно наяву увидев холодное и равнодушное лицо Ника, каким оно было последний раз.

Ева никому не могла рассказать правду о том, что произошло. Та сторона ее натуры, о существовании которой Ева даже не подозревала, внезапно заявила о себе и оттеснила на второй план все остальное. Сознание, что она поставила на карту любимую работу, подвергла риску профессиональную репутацию – свою и компании – ради одной ночи, приводило ее в ярость. И еще больше раздражало Еву то, что даже неделю спустя она не могла спокойно вспоминать о том, что произошло утром.

– Делисантро не желает ничего и слышать о соглашении! – раздраженно произнес Креншо, и Ева поняла, что поблажек не будет. – В чем дело, вы можете объяснить? Мы должны выполнить этот заказ – помимо комиссии, это невероятно престижно, мы сделаем на этом такую рекламу, что конкуренты будут локти кусать! Алегриа обратился как минимум к трем другим компаниям с тем же самым делом, но мы серьезно опережаем их по всем статьям – мы уже знаем, кто наследник и где он находится. Но чтобы заставить его с нами работать, мы должны выяснить причину его отказа и устранить ее. – Креншо ослабил узел галстука, его пухлое лицо покраснело от натуги.

Еву пробила дрожь.

– Это дело личного свойства, – пробормотала она, изыскивая возможность избежать подробных объяснений.

– Насколько личного? – с напором произнес Креншо. – Я, конечно, понимаю, что вы безнадежны в плане коммуникации, но не настолько же. Вы пробыли в Сан-Франциско всего сутки. Что вы могли сделать такого, что даже спустя неделю Делисантро не желает о вас слышать?

Ева понимала, о чем он думает. Как могла эта тихая, ничем не примечательная девушка, вечно с головой в книгах и бумагах, вообще обратить на себя чье-либо внимание и вдобавок оставить такое яркое и долговременное, хоть и негативное, впечатление?

Мысль об этом зацепила что-то внутри Евы, и ощущение мучительного стыда и вины вдруг сменилось яростью. Генри Креншо не мог представить себе, что кто-то может заметить Еву – потому что сам он никогда ее не замечал. И ту работу, которую она делала, он принимал как должное, при этом никогда не задумываясь о том, сколько труда ей стоили блестящие результаты, которые приносили фирме столько успеха.

То, что в «Руте реджистри» знали имя и местонахождение наследника д’Алегриа, было полностью ее заслугой. Ей пришлось неделями сидеть над бумагами, большая часть из которых была на итальянском. Сопоставлять даты свадеб, отслеживать перемещения каждой из невест в радиусе пятидесяти миль от поместья д’Алегриа, а затем анализировать даты рождения детей.

Это был далеко не первый раз, когда ее вдумчивый подход приводил к успеху, казалось бы, в безнадежном деле. При этом она была единственной из сотрудников, кого не повысили в должности при расширении компании год назад. Ей платили меньше, чем ее коллегам-мужчинам, и за все три года она получила только одну небольшую премию. Еве очень нравилась ее работа, но контактов с боссом она избегала, потому что чувствовала, что он недооценивает ее, как и все остальные. Но теперь она наконец поняла – с нее хватит.

Конечно, она совершила ошибку, согласившись провести ночь с Делисантро. Однако его реакция на новости явно не имела к этому отношения. Он уже знал о том, что родился незаконно, и его обида и гнев явно были вызваны не этим известием, а какими-то другими, более глубинными причинами.

Но и Креншо ошибался. Она вовсе не так безнадежна, как он полагает. По крайней мере, Ник был о ней другого мнения. Возможно, не случись этой интрижки, ее миссия была бы выполнена, но Ева не жалела о том, что сделала. И она уж точно не заслужила обвинений – ни от Еенри Креншо, ни от Ника Делисантро.

– Я переспала с Ником Делисантро, – произнесла Ева сухим тоном, не отводя глаз, даже когда лицо ее начальника исказилось в гримасе недоверия и презрения. – И на следующий день он неправильно интерпретировал мои мотивы.

– Что вы сделали?! – Креншо затрясся от ярости, его двойной подбородок подпрыгивал, как у бульдога. – Чертова идиотка!

Он вскочил с кресла и принялся метаться по кабинету, возмущенно размахивая руками и выкрикивая грубые оскорбления. Ева продолжала сидеть, расправив плечи и немигающим взглядом глядя на уже практически бывшего начальника. Ее охватило странное чувство легкости и даже некоторого веселья. Кто бы мог подумать, Генри Креншо наконец-то заметил, что она существует!

Ник дописал последнюю строчку диалога и, вздохнув, откинулся на стуле. Перемотал к началу, чтобы перечитать сцену, над которой корпел все утро, и чуть не взвыл от бессилия. Главный герой его фильма действовал и говорил как человек на грани психического расстройства. Ник взъерошил волосы, а потом раздраженно закрыл окно с незаконченным сценарием и встал.

Подойдя к окну, Ник выглянул на улицу, на которой было полно народу, несмотря на то что была середина рабочего дня. Может, стоит выбраться на пару часов, прокатиться, проветрить голову? Но, поймав себя на этой мысли, Ник тут же отмел ее.

Вчера он сел на мотоцикл и каким-то неведомым образом снова оказался у Золотых Ворот, в том самом месте, где имел честь любоваться закатом в компании Евы Редмонд. Как, черт возьми, ей это удалось? Она же манипулировала им самым беззастенчивым образом, чтобы добиться своих корыстных целей. Этого должно быть вполне достаточно, чтобы развеять все очарование. Но почему-то приключение с рыжеволосой красоткой все не забывалось.

– Черт побери! – Осознание нахлынуло столь внезапно, что Ник произнес это вслух.

Конечно, Ева не слишком торопилась с рассказом о своей персоне, однако нельзя отрицать, что это он соблазнил ее, а вовсе не наоборот. Ровно с того момента, как он увидел ее в галерее, в том обтягивающем красном платье, он захотел затащить ее в постель. А в его характере была одна яркая черта: если он чего-то хотел, то всегда этого добивался. А в случае с Евой он даже превзошел сам себя.

В очередной раз прокручивая в голове их разговоры в тот вечер – что, кстати, Ник делал далеко не впервые на этой неделе, – он вдруг заметил, что на самом деле она собиралась рассказать ему о себе еще тогда, на мосту. Он остановил ее, потому что не хотел услышать чего-нибудь такого, что могло бы помешать его планам. Так что следует взглянуть правде в глаза и прекратить винить бедную девушку в том, что все пошло вверх дном.

Ник оперся руками о подоконник и невидящим взглядом уставился за окно. В своей жизни он совершил довольно много не слишком хороших поступков. Здесь особенно нечем гордиться, однако некоторые из них были просто необходимы, чтобы выжить. Когда сбегаешь из дома в шестнадцать лет, не имея за душой ни гроша, а в душе ничего, кроме ненависти и обиды, то приходится выкручиваться, как умеешь. И Ник в этом вполне преуспел.