Он улыбнулся мне, опасливо покосился на Рагнара и вернулся на прежнее место.

Эльфрик уехал.

После я узнал, что датчане пообещали ему свободный проезд до Эофервика и обратно и сдержали обещание, но после переговоров он вернулся в Беббанбург и засел там. Он как будто хранил верность Эгберту, то есть признавал правление датчан, но они так и не поверили ему. Поэтому, пояснил мне Рагнар, дядя и оставил меня в живых.

– Мне нравится Беббанбург, – сказал Рагнар. – Я хочу его получить.

– Он мой, – упрямо заявил я.

– А ты – мой, – ответил он, – значит, Беббанбург тоже мой. Ты – мой, Утред, потому что я купил тебя, а значит, могу сделать с тобой, что захочу. Могу сварить тебя на обед, если пожелаю… Правда, в тебе столько мяса, что не насытится даже ласка. А теперь сними этот шлюхин наряд, отдай мне башмаки и шлем и ступай работать.

И я снова стал рабом и счастливым мальчишкой. Иногда, когда я рассказываю свою историю, меня спрашивают, почему я не сбежал от язычников и не отправился на юг, в земли, где не было датчан, но эта мысль просто не приходила мне в голову. Я был счастлив, я был жив, я был с Рагнаром, и этого мне было довольно.

* * *

К началу зимы прибыли новые датчане: пришло тридцать шесть кораблей, на которых было полно воинов.

Суда на зиму вытащили на берег, а команды со щитами и оружием отправились пешком туда, где собирались провести несколько следующих месяцев. Датчане раскидывали сеть над восточной Нортумбрией – не слишком частую, но все-таки целую сеть гарнизонов.

Они не смогли бы остаться, если бы им не позволили, но те олдермены и таны, что не погибли в Эофервике, теперь стояли на коленях, и мы сделались датским королевством, несмотря на Эгберта на его шутовском троне. Только на западе, в самой пустынной части Нортумбрии, не было датчан, но в той части страны не было и сил, способных бросить им вызов.

Рагнар занял земли к западу от Эофервика, в холмах. Он поселился там с женой и остальными домочадцами, и Равн с Гудрун тоже жили с ним, а все команды кораблей Рагнара расселились в близлежащих долинах.

Прежде всего пришлось заняться переустройством дома. Дом принадлежал раньше английскому тану, погибшему в Эофервике, но в нем не было большого зала; то было примитивное деревянное строение, покрытое ржаной соломой и папоротником, так густо поросшее травой, что издалека дом походил на вытянутый холм. Мы сложили новую пристройку, не для себя, а для тех коров, овец и коз, которых оставляли на зиму, чтобы они принесли на следующий год приплод. Остальных животных забили – бо́льшую часть работы проделали Рагнар и его дружина, но когда в загоне осталось всего несколько голов скота, Рагнар протянул топор Рорику, своему младшему сыну.

– Одним четким быстрым ударом, – приказал он, и Рорик попытался выполнить приказание отца, но оказался недостаточно силен и меток.

Животное забилось, истекая кровью, и его пришлось держать шестерым мужчинам, чтобы Рагнар сделал все, как следует. Тушу начали свежевать, а Рагнар протянул топор мне.

– Посмотрим, получится ли у тебя.

Передо мной поставили корову. Кто-то схватил ее за хвост, и она покорно опустила голову, а я взмахнул топором, ясно помня, куда каждый раз бил Рагнар. Тяжелое лезвие попало точно в цель, перерубило позвоночник у основания черепа, и корова шумно рухнула на пол.

– Мы еще сделаем из тебя датского воина, – сказал довольный Рагнар.

После забоя скота работы стало меньше.

Англичане, жившие в долине, принесли Рагнару дань мясом и зерном, как приносили и своим английским правителям. По их лицам было невозможно прочесть, что они думают о Рагнаре и его датчанах, но беспокойства местные жители не причиняли, и Рагнар позаботился о том, чтобы не беспокоить их.

Местному священнику разрешили остаться и отправлять службы в церкви – деревянном сарае, украшенном крестом, а Рагнар выносил решения в спорных вопросах, но всегда советовался с англичанином, знакомым с местными нравами.

– Нельзя жить где-то, если люди не хотят, чтобы ты там жил, – сказал он мне. – Они могут убить твою скотину, отравить твои колодцы, и ты никогда не узнаешь, кто это сделал. Надо либо перебить всех, либо научиться ладить с ними.

Небо становилось бледнее, а ветер прохладнее. Падали сухие листья. Основная работа теперь заключалась в том, чтобы кормить оставшуюся скотину и следить, чтобы поленница не становилась ниже. Мы, человек десять мальчишек, ходили в лес, и я научился мастерски орудовать топором, узнав, как свалить дерево минимальным количеством ударов. Самые большие стволы обычно стаскивали в селение на волах и лучшие оставляли для строительства, а остальные пилили и кололи на дрова.

То было время игр, и мы, дети, построили в лесу собственный большой зал из бревен, крытых папоротником, с барсучьим черепом, прибитым к крыше вместо черепа кабана, венчавшего крышу дома Рагнара. В нашем игрушечном зале мы с Рориком дрались за право быть королем, а Тайра, восьмилетняя сестра Рорика, неизменно становилась хозяйкой дома. Она пряла там же, в лесу, – потому что, если бы не напряла к концу зимы нужное количество шерсти, ее бы наказали – и наблюдала, как мы, мальчишки, разыгрываем потешные сражения на деревянных мечах.

Почти все мальчики были детьми слуг или рабов и обычно требовали, чтобы я был английским старейшиной, а Рорик – датским военачальником. Мне в подчинение доставались самые маленькие и слабые, поэтому мы почти всегда проигрывали, а Тайра, унаследовавшая материнские волосы цвета белого золота, смотрела и пряла, вертя веретено левой рукой и вытягивая правой нитку из овечьей шерсти.

Все женщины пряли и ткали. Рагнар говорил: пятерым женщинам или дюжине девочек нужно прясть всю зиму, чтобы можно было соткать новый парус для корабля. Кораблям вечно требовались новые паруса, поэтому женщины работали не покладая рук. Еще они готовили еду, варили ореховую скорлупу, чтобы красить нитки, собирали грибы, дубили шкуры, приносили мох, которым все подтирались, скатывали воск в свечи, солодили ячмень и восхваляли богов.

Богов и богинь было множество: некоторые жили только в нашем доме, другим поклонялись одни женщины, зато третьи были могущественны и вездесущи – например, Один и Тор. Но датским божествам редко поклонялись так, как христиане поклонялись своему Богу. Люди взывали к Тору, Локи, Одину, Викру или к другому великому богу, обитавшему в Асгарде (видимо, так называлось небо датских богов), но датчане никогда не собирались в церквях, как собирались мы в Беббанбурге по субботам и в дни святых. И поскольку у датчан не было священников, у них не было ни мощей, ни священных книг. Я не скучал ни по тому ни по другому.

Хотел бы я скучать по Свену, но его отец, Кьяртан, поселился в соседней долине, и Свен довольно быстро обнаружил наш замок в лесу. Когда первые морозы прихватили сухие листья, а ягоды на боярышнике и остролисте заблестели, мы обнаружили, что место наших игр разгромлено. Больше мы не разделялись на два войска, потому что теперь приходилось сражаться с приятелями Свена, которые на нас нападали. Некоторое время стычки проходили довольно безобидно – в конце концов, то была просто игра, только побеждал в ней обычно Свен. Он украл с нашей крыши барсучий череп, который мы заменили лисьим, и Тайра кричала мальчишкам, затаившимся в лесу, что она намазала лисью голову ядом. Нам показалось, что она здорово придумала, но на следующее утро наш игрушечный замок оказался сожженным дотла.