Рагнар захохотал, потому что сам только что выдумал это прозвище, и я тоже засмеялся, потому что был счастлив. Рагнару нравилось быть со мной, из-за светлых волос люди часто принимали меня за его сына, и это мне льстило. Рорик собирался ехать с нами, но в тот день заболел, и женщины заваривали для него травы и пели заклинания.

– Он часто болеет, – сказал Рагнар, – не то что Рагнар.

Он имел в виду своего старшего сына, который помогал охранять владения Ивара в Ирландии.

– Рагнар крепкий как бык, – продолжал ярл, – никогда не болеет! Он как ты, Утред.

Рагнар улыбнулся, подумав о старшем сыне, по которому скучал.

– Он завоюет земли, и владения его будут процветать. Но Рорик? Наверное, придется отдать ему эту землю. Он же не может вернуться в Данию.

– Почему?

– В Дании плохая земля, – объяснил Рагнар. – Она плоская и песчаная, на тамошних полях нет даже дерьма. А за водой – огромные крутые горы с клочками земли, на которых можно работать до изнеможения и все равно подохнуть с голоду.

– За какой водой? – не понял я – и тогда ярл пояснил, что датчане явились сюда из страны, разделенной на две части, и обе эти части окружены бесчисленными островами. Ближайшие к Англии острова, откуда он сам, очень плоские и песчаные, а другие, на востоке, за широкой водой, сплошь из гор.

– Еще там живут свеи.

– Свеи?

– Народ. Вроде нас. Они поклоняются Тору и Одину, но говорят по-другому. – Он пожал плечами. – Мы ладим со свеями и норвежцами.

Свеи, норвежцы, даны были северянами, викингами, но мою землю захватили именно датчане. Правда, Рагнару я этого не сказал. Я научился скрытности, хотя, скорее всего, был просто сбит с толку. Нортумбрийцы или датчане? С кем я? Кем хочу быть?

– А вдруг, – начал я, – остальные англичане не захотят, чтобы мы здесь оставались?

Я нарочно сказал «мы».

Он засмеялся.

– Пусть англичане хотят что угодно! Но ты же видел, что сталось с Йорвиком.

Так датчане называли Эофервик. Почему-то название «Эофервик» казалось им трудным, и они произносили «Йорвик».

– Кто был там самым храбрым бойцом? – спросил Рагнар. – Ты! Ребенок! Со своим крошечным мечом ты вызвал меня на бой. Это был ножик, а не меч, но ты пытался меня убить! Я чуть не лопнул со смеху.

Он подался вперед и ласково потрепал меня по волосам.

– Конечно, англичане не хотят, чтобы мы остались, – продолжал он, – но что они могут поделать? В следующем году мы захватим Мерсию, потом Восточную Англию и, наконец, Уэссекс.

– Мой отец всегда говорил, что Уэссекс – сильное королевство, – сказал я.

На самом деле отец ничего подобного не говорил, он презирал жителей Уэссекса за чрезмерную набожность, но я старался раздразнить Рагнара.

Мне это не удалось.

– Уэссекс – богатое королевство, – ответил он, – но богатство не делает его сильным. Не золото делает королевство сильным, а люди. – Рагнар улыбнулся. – Мы – датчане. Мы не проигрываем, мы побеждаем, и Уэссекс падет.

– Правда?

– Сейчас там очередной слабый король, сын его еще совсем ребенок, и, если король умрет, люди, скорее всего, сделают новым королем его брата. Нам это на руку.

– Почему?

– Потому что брат его тоже слабак. Его зовут Альфред.

Альфред. Я впервые услышал имя Альфреда Уэссекского, и ничто во мне не встрепенулось. Да и с чего бы?

– Альфред, – продолжал Рагнар насмешливо. – Все, о чем он думает, как бы поиметь очередную девчонку, и это хорошо! Только не передавай Сигрид мои слова – но нет ничего дурного в том, чтобы обнажить свой клинок, когда подворачивается такая возможность. Только Альфред половину времени проводит за этим занятием, а вторую половину просит своего бога простить ему грех. Как бог может возражать против хорошего соития?

– А откуда ты знаешь, что Альфред так делает? – спросил я.

– Шпионы, Утред, шпионы. Чаще всего – купцы. Они болтают с людьми в Уэссексе, поэтому мы знаем все об Этельреде и его брате Альфреде. А еще Альфред почти всегда болен.

Рагнар помолчал, наверное задумавшись о своем младшем сыне, который тоже сейчас болел.

– Слабый род, – продолжал он. – Англосаксам стоило бы избавиться от них и посадить на трон настоящего человека, но они этого не сделают, и, когда Уэссекс падет, Англии не станет.

– А вдруг они найдут сильного короля? – спросил я.

– Не найдут, – уверенно ответил Рагнар. – В Дании короли – сильные люди, а если их сыновья оказываются слабыми, королем становится отпрыск другого рода. Но в Англии думают, будто трон выходит у женщины между ног. Вот и слабак вроде Альфреда стал королем только потому, что его отец был королем.

– У вас в Дании тоже есть короли?

– С дюжину. Я и сам мог бы называться королем, если бы захотел, только Ивару и Уббе это может не понравиться, а с ними приходится считаться.

Я ехал молча, прислушиваясь к топоту конских копыт и хрусту снега, и размышлял о словах Рагнара, что больше не будет Англии, что земли ее станут датскими.

– А что будет со мной? – наконец спросил я.

– С тобой? – Он удивился такому вопросу. – С тобой, Утред, будет то, что ты сам сотворишь. Ты вырастешь, научишься владеть мечом, узнаешь, как сражаться в клине, научишься грести, восхвалять богов, а потом будешь использовать эти знания себе на благо или во вред.

– Я хочу получить Беббанбург, – сказал я.

– Тогда ты должен его взять. Возможно, я помогу тебе, но не теперь. Прежде мы должны отправиться на юг, а до того, как мы отправимся на юг, мы должны убедить Одина принять нашу сторону.

Я все еще не понимал датской религии. Датчане относились к ней гораздо легкомысленнее, чем мы в Англии относились к своей. Правда, женщины их нередко молились, а время от времени после удачной охоты кто-нибудь посвящал богам добычу, прибивая окровавленную звериную голову над дверью: то был знак, что в доме состоится праздник в честь Тора или Одина. Но сам праздник, хоть и считался поклонением божеству, ничем не отличался от всех остальных пьянок.

Лучше всего мне запомнился праздник Йоль, потому что на нем появился Веланд. Он пришел в самый холодный день зимы, когда снег падал большими хлопьями, – пришел пешком, с мечом на поясе, с луком за плечами, в обносках, и почтительно встал на колени перед домом Рагнара. Сигрид почти силком затащила его в дом, накормила и дала эля, но, поев, он все равно вышел на снег, чтобы там дожидаться Рагнара, охотившегося в холмах.

Веланд был похож на змею, таково было мое первое впечатление. Он напоминал дядю Эльфрика, худого, скользкого, себе на уме, и я невзлюбил его с первого взгляда. Но, увидев, как он распростерся в снегу перед приехавшим Рагнаром, я почувствовал еще и укол страха.