— Побывал в бабушкином доме, — ответил я. — Терапевтический опыт.

Иво пренебрежительно скривился.

— Эта трусливая лживая карга, — пробормотал он. — Вечно из-за неё одни проблемы.

— Интересная концепция, — ответил я, — но она всего лишь хотела спасти…

— …тех, кого сама же поставила под угрозу. Да, это очень похоже на неё.

Что же.

Да, я просмотрел бабушкины записи, и да, кое-что я уже понимал… Ну, насколько в этом безумии вообще можно что-то понимать.

Но у меня не было полной картины.

Пока ещё нет.

— Слушай, — сказал я, — там где-то должно быть пиво. Если ты не против, быть может, выпьем и поболтаем? У меня есть пара вопросов. И я действительно надеюсь, что ты ответишь.

Тисовый Принц шагнул ближе, и туман заклубился по углам развалин, которые были нашим домом-в-лесу.

— Всё же, ты на удивление смел сегодня, — отметил он, — я даже не знаю, радоваться или огорчаться. Предвкушаешь, как уничтожишь чудовище? Считаешь, эта железка у тебя на шее даёт тебе в руки все карты?

Я на это только улыбнулся.

Ну при чём тут эта железка…

Мой старый друг-враг, не упрощай.

— Нет, не думаю, — ответил я, — просто здраво оцениваю ситуацию. Я — смертный, слабый человек, как минимум, физически точно. Ты… это ты, я предполагаю. Кстати, вон те красноглазые милашки, что стоят на границе леса…

— Мои гончие.

— Ну да. Тут есть твои милые гончие, и твой плющ, который уже оплёл мои ноги, и весь этот дом, и… Это ведь твой лес, я правильно понимаю? Ты — дух этой части леса?

— Сегодня ты всё понимаешь на удивление правильно, — подтвердил Иво.

— Ну вот, — кивнул я. — И, учитывая всё вышеперечисленное, ты всё ещё не убил меня. Значит, я тебе нужен. Более того… Скажем так, зачем бы я тебе ни понадобился, я не думаю, что ты был обязан так заботиться обо мне все эти годы. У тебя же не раздвоение личности, правильно? Тем, кто всё это время защищал меня, поддерживал, дружил со мной, был ты?

— Ты каждый раз спрашиваешь, — усмехнулся он. — И да, ответ не меняется; тот дух, что занимал это тело, давным-давно пляшет в своё удовольствие вместе с остальными фейри орешника. Ты всегда знал только меня.

—..И это то, что у меня не укладывается в голове, — признал я. — Всё это время ты не обязан был быть добр ко мне, но всё же был. Я не понимаю, как это может сочетаться… ну знаешь, со всем остальным. Включая тот факт, что ты занимаешь краденое тело. И живёшь краденую жизнь.

Он усмехнулся и небрежно кивнул в сторону столика и стульев, свитых из плюща и кореньев. На столе стоял кувшин с чем-то пенистым.

— Ваше человеческое питьё ужасно, — сказал он, — предлагаю не травиться хотя бы сегодня. Тебе в любом случае пора хлебнуть нашего Мёда. А по поводу твоего вопроса… Я живу на этом свете долго.

— Это сколько?

— Ну, дай подумать… Я уже был тут, когда этот город построили.

Ох.

Да, это долго.

Особенно для непрерывной памяти, которой одарены-прокляты феи.

— …Так вот, я живу на этом свете долго. И за всё это время мне ни разу не встречалось явления, у которого была бы только одна сторона.

Резонно.

— Почему именно этот мальчик?

— Он соответствовал критериям.

— Критериям?

— Он был достаточно одарён, чтобы сослужить мне службу. И достаточно близок к смерти, чтобы я мог до него дотянуться. Мы заключили соглашение; он стал одним из нас, сбежав от уготованной ему боли; а я — одним из вас, приблизившись к тому, что было нам обещано.

Это то, что я подозревал; так же это было в книгах, и в неопубликованных задумках. И всё же…

— Тот наш разговор на тему того, почему дети в волшебной стране никогда не взрослеют…

— Да, именно. Никогда не повзрослеет тот, кто больше не живёт; это то, что объединяет все сказочные страны из ваших книг, полные фей и невзрослеющих детей.

Я кивнул.

Это имело смысл.

— Но неужели они будут обречены навеки оставаться неизменными? Это… жутко, — помню, эта перспектива ужасала меня во многих волшебных книгах.

Хотя, права Бри: возможно, понять желание “вечно быть ребёнком” может тот, для кого детство было счастливой порой…

И всё же, меня в целом пугает слово “вечно”.

— Никто не остаётся неизменным, — ответил Иво, — ты сам написал несколько книг о детишках, сбегающих из волшебной страны… И не только о детишках. Ещё — о ведьмах, которые по-хорошему новой жизни не заслуживают.

Я на это только фыркнул.

— Приятно знать, что я не ошибаюсь.

Иво скептически фыркнул и небрежно потрепал холку одной из своих чёрных, как ночь, гончих.

— Ты знаешь, наш Отец — тот, кто открывает двери между жизнью и смертью. Нам, как Его детям, это тоже частично даровано — и как привилегия, и как обязанность. Соответственно, люди на пороге смерти могут нас видеть. И мы можем до них дотянуться, если они нам позволят.

— Настоящий Иво был близок к смерти?

— Тяжело болен. Его родители этого не знали, но довольно скоро это должно было стать известно.

— То есть, ты спас его…

— Или убил. Всё зависит от того, как смотреть на вещи. Как я уже сказал, на этом свете нет ничего, у чего была бы только одна сторона.

Я кивнул, принимая ответ.

— Ты сказал, что ты пришёл за тем, что было обещано. Я правильно понимаю, что эта история началась с моей бабушки?

— Если ты изволишь так выражаться. Да, эта история началась с ведьмы. И сделки, которую она с нами заключила, когда мы пришли за её умирающим от пневмонии дитям.

— Она пообещала вам Ключ…

— Она пообещала нам Ключ. Иначе мы бы не согласились на это безумие.

— Безумие? — уточнил я.

— Мы не спасаем жизни, — ответил Иво. — И не только потому, что так уж жестокосердны. Некоторые другие Творцы разделяют твой взгляд на творчество, знаешь ли; первые слова и последние слова романа длиной в жизнь записаны и неизменны. Ты, будучи фейри, можешь поменяться с кем-то местами, создав совершенно новую историю для вас обоих… Но не можешь просто так оставить ходить по свету того, кто уже не должен по ней ходить. Я заплатил за это немалую цену. И всё, что требовалось от ведьмы — выполнить её сторону сделки… И до какого-то предела это работало, но потом она взбунтовалась.

Я отхлебнул пива, разглядывая тисовую корону, венчающую голову Иво.

Из бабушкиных записей я знал, что нужно, чтобы сделать Ключ.