Действительно, свою задачу поэт-романтик видел не только в том, чтобы познакомить русского читателя с уже известной балладой немецкой литературы, но и внедрить новый жанр в отечественную поэзию, показав его поэтологические возможности. «Русский дух» «Людмилы» В. А. Жуковского, как справедливо считали современники, выражается не только в замене немецких имен и реалий на русские и перенесении действия в древнюю Русь (это не играет существенной роли даже в развитии сюжета), а в том, что он в своем переложении подчеркивает условность страшного повествования. Сглаживая резкость баллады Бюргера, поэтизируя ее, поэт-романтик усиливает музыкальность ритмического движения; он не употребляет просторечий, избегает изображения чувственного, внешнего, перемещает акцент с изобразительности на выразительность, превращает ужасающего жениха-мертвеца, носителя Божьей кары, в бестелесного романтического героя. Таким же образом, возвышая и поэтизируя, В. А. Жуковский переосмысливает в своих переводах и другие баллады.

Несмотря на все существующие споры вокруг балладного творчества поэта-романтика, необходимо заострить внимание на том, что своей «Людмилой» поэт предложил новый путь в развитии баллады, дав толчок к жизни жанра на русской почве. Всем своим балладным творчеством поэт доказывает ее жизненность и вариативность форм.

В отечественном литературоведении предложены разнообразные классификационные подходы к изучению жанра баллады в творчестве В. А. Жуковского. Прежде всего выделяются оригинальные и переводные баллады. К первым относится всего пять произведений: «Громобой», «Вадим» (составляющие «Двенадцать спящих дев», 1810–1817), «Ахилл» (1812–1814), «Эолова арфа» (1814) и «Узник» (1819), написанные в ранний период творчества поэта. В отличие от переводных баллад они отличаются глубокой лиричностью, сюжетной организацией, вниманием к описательности; по эмоциональному наполнению более приближаются к жанру элегии.

Существуют также хронологический и тематический подходы. Исследователи определяют три периода обращения поэта к жанру баллады: 1) 1808–1814 гг.; 2) 1816–1822 гг.; 3) 1828–1832 гг. Более распространенной классификацией является тематическая, или по источнику сюжета: 1) национально-исторические (или «русские»), 2) «средневековые» (или «рыцарские»), 3) «античные». Для национально-исторических баллад характерно обращение к историческим темам. Заметим, что «русские баллады» – самая малочисленная группа: «Людмила», «Светлана», «Громобой» и «Вадим» («Двенадцать спящих дев»). На протяжении всего балладного творчества В. А. Жуковского встречается обращение к произведениям на сюжеты западноевропейского Средневековья. Это самая многочисленная группа: «Эолова арфа», «Алина и Альсим», «Эльвина и Эдвин», «Адельстан», «Варвик», «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди», «Мщение», «Три песни», «Граф Гапсбургский», «Рыцарь Тогенбург», «Лесной царь», «Замок Смальгольм, или Иванов вечер», «Гаральд», «Уллин и его дочь», «Кубок», «Суд Божий над епископом», «Покаяние», «Братоубийца» и др. Баллады на античные сюжеты встречаются в раннем и в позднем творчестве поэта: «Кассандра», «Ивиковы журавли», «Ахилл», «Торжество победителей» и др.

«Русские баллады» В. А. Жуковского возрождают мотивы старинных народных исторических и лирических песен. Часто в их основе лежит сюжет об ожидании девушкой возлюбленного, варьируются мотивы разлуки, ожидания, страдания. В таких произведениях репрезентируется народное представление о морали, актуализируется религиозное мировидение. «Средневековые» баллады возрождают мистико-фантастические сюжеты о запретной, греховной любви, часто неразделенной. Тайные преступления, связь с демоническими силами, коварство, предательство, скорбные страсти наряду с трогательной верностью и нежностью становятся отличительными чертами подобных произведений. В «античные» баллады, обогащая поэтику романтизма, В. А. Жуковский привносит мифологические сюжеты и образы. Мифология позволяет поэту-романтику приблизиться к национальной характерности. Античность для поэта служит примером перехода от дикости и варварства к цивилизации. Ему интересен Древний мир, интимность переживаний античного человека.

Таким образом, балладное творчество В. А. Жуковского многогранно, именно он одним из первых делает попытку теоретического определения структурных свойств баллады. Своим балладным творчеством поэт демонстрирует многообразие заимствованных сюжетов: фольклорных, античных, мифологических, средневековой литературы, повседневной жизни и т. и. Он одним из первых утверждает усиление драматического начала, лиризма, остросюжетности, контрастности образов, недосказанности, таинственности, психологизации как главных структурных принципов балладного жанра.

Свое окончательное оформление русская литературная баллада, как и многие другие жанры лирики, получает в творчестве А. С. Пушкина. Следует отметить, что балладный опыт А. С. Пушкина невелик, но он разнообразен и вобрал в себя основные тенденции предшествующего развития жанра. А. С. Пушкин при создании своих произведений обращается к опыту писателей-предшественников (Жуковского, Катенина), европейских авторов (Гердера, Мериме, Бюргера, Скотта, Гете, Шиллера). Но самое главное – использует неисчерпаемые богатства русского фольклора, благодаря чему создает русскую национальную балладу. Именно в фольклоре он ищет первоэлементы народных традиций: этнографические, бытовые, духовно-нравственные.

Справедливости ради отметим, что первые балладные опыты А. С. Пушкина складывались в пародийном ключе. Пародируя жанровую традицию В. А. Жуковского, поэт создает свою первую балладу «Русалка» (1819). Балладной атмосферой проникнута поэма «Руслан и Людмила» (1820). Начиная с пародирования, поэт постепенно обретает опыт в балладном жанре. Однако следует заметить, что А. С. Пушкин вместо термина баллада отдает предпочтение жанровым обозначениям, близким балладе: песнь («Песни западных славян», «Песнь о вещем Олеге», «Черная шаль. Молдавская песня»), сказка («Утопленник»), легенда («Жил на свете рыцарь бедный…»). Беря за основу своих произведений элементы богатейшего фонда русского фольклора, поэт создает оригинальные поэтические тексты, отражающие народное самосознание.

Так, например, А. С. Пушкиным были взяты сюжеты из русских преданий для баллад «Жених» (1825) и «Утопленник» (1828). В них явно ощущается родство с народной почвой и прослеживается ряд близких балладе жанровых признаков. Сюжет «Утопленника», с одной стороны, невероятный, а с другой – совершенно реальный. Ясно, что он рожден воспаленным воображением и запятнанной совестью крестьянина, который предназначил душе утопленника вечные муки и скитания. Злодей-убийца не остается безнаказанным в финале, как и в других многочисленных балладах, за убиенного заступаются силы природы. В данном произведении очевиден жанровый синтез баллады и сказки, о чем говорит и подзаголовок – «простонародная сказка». Сказочная фабула, элементы свадебного обряда обнаруживаются и в «Женихе». Идя по пути преодоления готовых жанровых форм, пародируя творческий опыт предшественников, русский поэт в то же время вступает с ними в поэтический диалог. Отголоски баллады П. Катенина обнаруживаются в пушкинском «Утопленнике», интонации И. Дмитриева прослеживаются в «Гусаре» и т. п.

Так же интересны для исследования пушкинские песни, источником которых является конфликт народной баллады (семейно-бытовой, любовный). Они несут в себе черты трагического характера, в их основе – разрушение семьи, любви. Сюжеты песен, основанных на традиционных балладных сюжетах из суеверных рассказов об упырях и русалках, у А. С. Пушкина имеют иное воплощение, нежели у его предшественников (ранние баллады Жуковского): им движет не внутренний мир переживаний и страстей персонажа, а случай, положение вещей. Образы нечистой силы не прикрыты романтической завесой, а предложены в своем естественном, традиционном для фольклора виде, таким, как видит его народ. Русалка в «Яныше королевиче» не предстает