«…Хотя лучше бы это сделала Ризель».

Солнце погасло; тонкие пальцы легко коснулись щеки Хагена.

— Всё! — раздался веселый голос целительницы. — Перепугал ты меня, оборотень! Лицо у тебя — покойник обзавидуется…

— И всё из-за какой-то царапины! — прибавил крылан так язвительно, что Хагену захотелось его ударить. Теперь всё равно нечего было терять.

— Что правда, то правда… — пробормотал он, не поднимая глаз. — Мне с таким лицом теперь только детей пугать…

Сказал — и замер, почувствовав что-то странное. Тронул пальцами кожу — целая… но это ведь не главное! Подвигал щекой, подергал — слушается. «Заступница, да разве такое возможно?!» Он посмотрел на Эсме; мимолетная обида на его жестокие слова уже сменилась в её взгляде лукавством. Она глядела, склонив голову набок, будто спрашивая: так ты, выходит, сомневался в моем мастерстве, оборотень?

«Заступница, я сплю…»

Он закрыл лицо ладонями — вдруг не получится? — затаил дыхание ненадолго, а когда вновь взглянул на целительницу, она надула губы:

— Фи! Сделай всё как было, сейчас же! А то капитан вернется, увидит сразу двоих Умберто — накажет не того, кого надо! Верни своё лицо!

Хаген так и сделал; превращение удалось без труда.

Эсме испугаться не успела, как пересмешник вскочил, подхватил её на руки и закружил так, что зеленый шарф едва не улетел, подхваченный ветром.

— Поставь меня на место, дубина!

— Славься, Эльга! — воскликнул магус, смеясь. — Ты меня спасла! Да что там, я словно заново родился! Признавайся, как тебе удалось сделать невозможное?

— Да нет в этом ничего невозможного… — пробормотала девушка, запоздало смутившись. Она отвернулась и стала накручивать шарф на палец. — Ну, аккуратная швея может зашить тонкую ткань так, что прорехи совсем не будет видно… вот и я делаю то же самое, только и всего…

— Как мне тебя отблагодарить?

— Как? — повторила она, нахмурившись. — Хм. Ты раньше стойко держался, терпел их дурацкие шутки, а теперь вспылил. Расскажи, отчего?

Хаген помрачнел, но слова не воротишь — сам пообещал отблагодарить девушку, как захочет. Прежде чем ответить он огляделся: матросы, успокоившись, расходились; рядом с ним остались только Джа-Джинни и Эсме. Поодаль хмурый парнишка, у которого Умберто выхватил кинжалы, что-то говорил помощнику капитана вполголоса, но тот его не слушал, да и смотрел в сторону. Пересмешник вновь перевел взгляд на целительницу; поворот головы разбудил боль в избитом теле — всё-таки он пропустил несколько сильных ударов.

— Кукушка — это… — он замялся, не зная, как бы объяснить всё побыстрее и покончить с неприятной обязанностью. — В общем, большего оскорбления для магуса любого клана попросту не существует.

Эсме удивленно подняла брови.

Не поняла…

— Ты ведь знаешь, что эта птица не высиживает яйца, а подбрасывает их в чужие гнезда? Так вот, если в семье магусов рождается ребенок, полностью лишенный способностей, то говорят: «Его принесла кукушка».

— Вот это да! — ахнула целительница. Джа-Джинни, против всех ожиданий пересмешника, сохранил бесстрастное лицо… быть может, он всё и так знал? — Нет, я что-то не могу поверить! Разве такое возможно — чтобы магус, и без способностей?

— Возможно… — Хаген потупился. — Мало того, в последние годы кукушата рождаются всё чаще. Обычно дар просыпается в наших детях годам к трем, но кукушат зачастую можно опознать в младенчестве по каким-нибудь… э-э… странностям. Шесть пальцев на руках или ногах, перепонки, чешуя, вертикальные зрачки… — Он дернул себя за отросшую бело-рыжую прядь. — Или совершенно белые волосы.

— Но ты же умеешь менять лица, — растерянно проговорила Эсме. — Я совсем запуталась!

— Нашему другу-оборотню приходится постоянно доказывать, что он не кукушка, — встрял Джа-Джинни, одной короткой фразой объяснив то, что так и не сумел высказать Хаген. — Доказывать словами, кулаками… по-всякому.

Пересмешник развел руками — дескать, вот так.

— Теперь понятно, — вздохнула целительница. Больше вопросов она, к великому облегчению Хагена, не задавала — почувствовала, что разговор ему неприятен? Для этого и мысли читать не нужно, у него всё на лбу написано.

— Это не считается, — сказал пересмешник неожиданно для самого себя, сказал — и смутился. Эсме тоже смутилась, а крылан выдал всезнающую ухмылку. — Раз сама не говоришь, я придумаю, чем тебя отблагодарить. Ты ведь даже не догадываешься, что сделала для меня сегодня. Это больше, чем жизнь…

— Ну, тогда придумывай! — милостиво разрешила девушка. — Мешать не буду.

И в этот миг пересмешнику показалось, что он вновь встретился с жуткими обитателями экватора — по крайней мере, ощущение внезапно нахлынувшего чужого присутствия было точно таким же. Понадобилось долгое-долгое мгновение, чтобы Хаген осознал: присутствие-то на самом деле не чужое, а очень даже знакомое — так незаметный легкий ветерок, к которому привыкаешь за много дней, неожиданно превращается в жестокий шквал. «Невеста ветра», до сих пор сохранявшая почтительное расстояние, ворвалась в его сознание, а вместе с ней — капитан.

И капитан был очень зол…

* * *

… — Ты по-человечески мне скажи, чего хочешь-то?

Во взгляде, который рыжий матрос устремил на своего случайного знакомого, было безграничное доверие, возникающее после третьей кружки обжигающей сарьи. Три кружки — и первый встречный становится роднее отца и матери вместе взятых, а на следующий день ночные откровения забываются без следа.

Это, конечно, в лучшем случае.

— Я? — Глаза у Хагена блестели, но непутевому матросу по имени Грейди было невдомек, что блестят они не от хмеля, а от предвкушения: ещё бы, такая жирная рыба — и сама в сеть идет да поплотнее в неё заворачивается! — Я уже тебе обьяснил, чего хочу… на фрегат ваш попасть… всю жизнь мечтал!

— Всю жиз-знь? — насторожился матрос, и пересмешник досадливо поморщился. Спешка могла всё безвозвратно испортить, а других шансов у него не будет, это Хаген знал точно. — Ты же говорил, что с тех пор, как… как семью потерял?

— Ну да! Всю жизнь с тех пор, как…

Сказанное не имело значения, нужно было лишь довести Грейди до того состояния, когда море по колено, а мостовая — мягче перины. Хаген присмотрел этого парня ещё днем, когда впервые выбрался на палубу «Невесты ветра», мокрый и дрожащий. По большому счету, ему придется изменить лишь лицо и волосы, а на это есть в распоряжении всё, что нужно.

Кошелек на поясе Грейди.

Комната на втором этаже, которую Хаген заботливо снял для своего пьяного друга… за его же деньги, естественно.

Лавка в квартале отсюда — посреди всякой мелочи для прекрасных дам там обязательно отыщется нужная краска. Дверь закрыта, конечно, но с каких это пор его останавливали замки? Хозяин поутру ничего и не заметит.