— Я бы хотела, чтобы ты мне позировал, — внезапно выпалила Петра и замерла, чуть дыша.

Лицо у Алексея сделалось неопределенным, и вместо ответа он лишь махнул рукой в сторону массажного стола:

— Устраивайся.

Петра забралась на накрытую свежей простыней поверхность и уткнулась в нее лицом. Так почему-то стало проще. Но сразу начать задуманный и спланированный разговор оказалось невозможным — Алексей опять принялся отдирать Петре шкуру от позвоночника, и та только тихо подвывала, когда получалось особенно больно.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — бодро заверил ее Алексей, но Петра в ответ лишь отрицательно покрутила головой. — Не будешь? Почему?

— Потому что дура.

— Ну, если бы дураки и дуры не становились атаманами, мир, наверно, был бы куда как лучше… Так, сегодня у нас по укороченной программе…

Надо было решаться. Надо было сказать все, но Петра не могла. Да и вообще — ну как говорить с человеком о таком… серьезном, если лежишь перед ним с голой задницей, еще и жирной от массажного масла?! Алексей тем временем вновь принялся разминать Петре плечи и спину.

— Расслабься! Чего сегодня такая напряженная-то?

— Не могу, — проскулила Петра. — Потому что боюсь тебя до чертиков!

— Меня? — поразился Алексей и, нагнувшись, заглянул своей впавшей в какую-то дичь пациентке в лицо.

— Тебя, — подтвердила та и сглотнула. — И себя. Не знаю, кого больше.

— Ну, это ты что-то…

— Дело в том, что я тебе наврала. Ну, про парня. — Руки, по-прежнему разминавшие плечи, замерли, а потом двинулись вновь куда менее уверенно. Петра зажмурилась и все-таки выпалила: — Нет у меня никакого парня. И не было никогда. Я вообще… девственница. И трусло к тому же.

— Ты…

— Я и тебе-то наврала из трусости. Потому что боялась… Не могла решиться.

— На что, малышка?

— Я… Я… Корче, ты мне нравишься. Очень. Вот. Сказала. Если… Если это… тебе не интересно, я просто уйду, и все.

— Кто ж тебе даст уйти-то? — со вздохом проворчал Алексей, и Петра вдруг почувствовала на своей шее его губы.

На шее, на спине, а после на мгновенно дрогнувшем правом полупопии… Это было… Это было ну очень странно. И очень горячо.

— Ты… Ты и правда?.. Я правильно поняла… твои…

— Ухаживания? — перебил со смешком Алексей. — Все верно. Но знаешь, я тоже должен тебе кое в чем сознаться.

Остро захотелось повернуться к Алексею лицом, но по-прежнему было дико стыдно, а потому Петра предпочла и дальше прятаться, уткнувшись в сплетенные нервно пальцы.

— Дело в том, что я… Помнишь, почему ты здесь вообще оказалась? — Петра кивнула. — Это я тебе тогда подсунул карточку на посещение своего центра. Был в том же клубе, выпил, пожалуй, больше, чем следовало, а после залип взглядом на танцполе. А там была ты. И ты так двигалась, что я… ну… захотел тебя себе в постель. Но ты была здорово пьяненькой, да и не одна — друзья с подружками вокруг тебя так и крутились. Вот я и сунул конверт с приглашением туда, где остальные твои подарочные конверты лежали. Сунул и ушел. Был уверен, что ты никуда не денешься, придешь. Казалось, что такие девицы как ты — яркие, охочие до таких вот клубов — никогда от такого не откажутся. — Руки Алексея вернулись на спину Петре и стали выписывать на ней путаные линии, которые опять по ощущениям сплетались в какие-то сумасшедшие, магически затягивающие петроглифы. — Но ты оказалась совсем не такой, как я ждал. Совсем не оторвой и звездой танцпола, а интеллигентной и милой до бесконечности стесняшкой. И я пропал, Петра. Правда, пропал.

— Если кто и пропал с потрохами, так это я, — Петра вздохнула и потянулась всем телом, чувствуя нарастающее напряжение. От него было трудно дышать, кололо где-то в подреберье, сладко тянуло в паху. — Возьми меня, пока я не ударилась в истерику и не перепугалась от этого своего решения окончательно! Я… Я хочу этого. Говорят же, что нельзя тащить в новый год то, что можно сделать в этом…

Пальцы на спине застыли, дрогнули и вдруг пропали. Петра приподнялась и оглянулась на Алексея. Тот стоял, опустив голову и стиснув кулаки.

— Это кощунственно! Твоя невинность…

— С ней давно пора расстаться. И я точно не из тех, кому кажется, что столь великий дар дóлжно преподносить любимому исключительно на ложе, усыпанном лепестками роз. Не заставляй еще и уговаривать тебя!

— Убедила. Не буду, — Алексей улыбнулся, склонился к Петре и поцеловал ее.

Глава 6

Поцелуй оказался настойчивым, требовательным, даже грубоватым. Властным. И ощущение от всего этого было просто прекрасным, потому что сейчас Петре и требовалось именно это — почувствовать себя в надежных и сильных руках. Отдаться во власть другого, куда более уверенного в себе человека.

Алексей в два счета лишил Петру ее «написьника», просто содрав его с треском, а после и сам обнажился.

Протянув руку, дрожащими, неуверенными пальцами Петра погладила его — тронула соски, мгновенно поджавшийся живот, а после запустила пальцы в густые волосы на лобке. «Райских кущ», как можно было предполагать, там не было — как видно, Алексей периодически стриг себя в паху или даже сбривал все, но сейчас волосы отросли ровно настолько, чтобы в них можно было зарыться, подергать, перед тем как обхватить ладонью напряженный член.

От его размера сделалось страшновато. Но Петра велела себе не бздеть и довериться чужому, уж точно значительно более богатому опыту. Возбужденное мужское естество в ладони ощущалось таким странным, чудным. И в то же время вопросов, как его приласкать, не возникало — все получалось как-то само собой! Алексей ласке не противился, лишь вздыхал протяжно и переступал с ноги на ногу. А после вновь провел рукой Петре по боку, обнял ее и потянул к себе, быстро пообещав:

— Не бойся. Все будет хорошо.

— Я не боюсь! — возразила Петра, несколько кривя душой. — Но ты уж… не тяни.

— Я не тяну. Я наслаждаюсь. Ты чудо. Как же я нажрался тем вечером, когда ты сообщила, что у тебя парень и любовь!

— И я. Ну, когда поняла, что влюбилась. Причем наверняка безответно… Как же мне было плохо!

— Вот поэтому в такие непростые моменты важно, чтобы рядом был опытный медик. В общем, в следующий раз нажремся вместе, — проворчал Алексей и спустил Петру на пол.

Спустил, развернул, надавил рукой на спину между лопатками, заставляя лечь грудью на массажный стол, а затем ступил ближе и неторопливо провел головкой члена по самому нежному. Петра ахнула и стиснула пальцами простыню.