Ядвига решительно приблизилась к Генриху и со всей силы ударила его веером по лицу.

– Негодяй! Меня предупреждали, что с вами надо быть осторожней! Вы решили, если Польша – часть Российской империи, то вам здесь всё дозволено. Но нет! Я найду на вас управу!

Генрих отступил под натиском разъярённой женщины.

– Ядвига, выслушайте меня! Я не соблазнял вашу дочь! Она сама пришла ко мне… ночью… И легла в мою постель…

Лицо княгини окаменело.

– Ложь!

– Нет! Я говорю правду! Мария приходила ко мне постоянно…

От этих слов княгиню затрясло мелкой дрожью. На её высоком аристократическом челе проступили мелкие капельки пота. Наконец голова закружилась, ноги обмякли… Генрих едва успел подхватить даму в объятия и усадить на диванчик.

– Воды… – простонала Ядвига.

– Да, да, сейчас… – засуетился Генрих и бросился к столу, на котором стоял хрустальный графин с водой. Он наполнил стакан. – Вот выпейте…

Княгиня дрожащей рукой приняла стакан и с жадностью припала к нему. Утолив внезапную жажду, она почувствовала себя легче.

– Всё равно вы женитесь на Марии, граф… – произнесла она.

Генрих не намеревался связывать себя узами брака, но… решил, что всё складывается на редкость удачно. В конце концов, юная Мария прелестна и богата. Чем не жена?

– Если вам так угодно, Ядвига… Но я хочу, чтобы вы знали: я люблю только вас…

Княгиня передёрнула плечами.

– Матка Боска! Только избавьте меня от пустых и запоздалых признаний!

– Как вам будет угодно, сударыня, – безропотно согласился Генрих, потупив взор в долу.

…Свадьба состоялась в имении княгини Кшидловской и прошла достаточно скромно, потому как живот Марии к тому времени заметно округлился.

Спустя три месяца Мария родила мальчика. А ещё через несколько дней умерла от послеродовой горячки. Генрих был безутешен. Княгиня тоже…

Она вызвала новоявленного зятя к себе в будуар.

– Я ненавижу вас, граф! Я проклинаю тот день в Баден-Бадене, когда повстречала вас в казино. Вы лишили меня дочери!

– Но таковы обстоятельства, княгиня… Разве я виноват, что у моей жены началась горячка?..

– Вы виноваты во всём! – отчеканила княгиня. – Я не желаю вас более видеть в своём имении. Убирайтесь на все четыре стороны! Внука же я оставлю себе и официально объявлю наследником всего состояния.

Генрих не ожидал подобного поворота событий. Все возражения и уверения графа в преданности, княгиня оставила без внимания, решив раз и навсегда избавиться от человека, принесшего ей столько несчастий.

Генрих, раздавленный жизненными обстоятельствами, отправился домой в Россию. Вернувшись в калужскую губернию, он узнал, что отец умер, а дела в родовом имении оставляют желать лучшего. Он убедил матушку продать имение, а на вырученные деньги купить дом в Москве, оставшуюся же сумму положить в банк под проценты и жить подобно рантье[17].

Оправившись от ударов судьбы, Генрих, теперь же он представлялся в московском обществе, как князь Кшидловский, занялся поисками богатой невесты. Однако на этом поприще у него возникли определённые трудности. Генрих искал богатую невесту, а значит, купеческую дочь, которая могла бы польститься на его «титул». Но, как известно, купцы – люди практичные, которые привыкли постоянно совершать сделки и замужество своих дочерей воспринимали, также как сделку. Поэтому отцы богатых невест наводили о князе Кшидловском справки и … о, ужас! Выясняли, что никакой он – не князь. Настоящая фамилия «жениха» Завалишин и он продал имение в калужской губернии… После чего Генрих получал от купеческих дочек, мечтавших стать княгинями, от ворот поворот.

Годы шли. Госпожа Завалишина ушла в мир иной. Генрих остался один… без жены, без денег. Перебивался игрой в карты и сомнительными прожектами.

Не успел Генрих оглянуться, как ему исполнилось пятьдесят лет… И разменял он шестой десяток. От тоски даже начал пить горькую. И чем бы всё это закончилось не известно, если бы на пороге его скромной московской квартиры не появился нарочный, держа в руках тёмно-коричневый пакет, скреплённый восковой печатью конторы Клебека.

* * *

Елизавета Степановна Трушина – племянница Льва Дмитриевича. Она поздно вышла замуж, в двадцать пять лет за состоятельного чиновника много старше себя. Имела двух сыновей: Виктора и Артёма (девяти и восьми лет соответственно).

Елизавета была женщиной тихой, покладистой, души не чаяла в своих «кровинушках», даже в гимназию их отдавать не стала, а наняла гувернёра Анатолия Петровича Каверина, решив, что мальчикам всё-таки нужна мужская рука.

Анатолий, мужчина средних лет, правда, моложе госпожи Трушиной, прекрасно справлялся со своими обязанностями не только в отношении подрастающих сорванцов, но и в спальне своей хозяйки. Правда, гувернёр старался не злоупотреблять её доверчивостью и привязанностью. Словом, человеком был порядочным. Окажись другой на месте Анатолия, давно бы обобрал и разорил вдову.

Когда Елизавета Степановна получила письмо из конторы Клебека, то растерялась, затем расплакалась.

– Я сочувствую вашему горю, сударыня, – вежливо заметил Анатолий.

Женщина смахнула с пухленьких щёчек слезинки батистовым платочком.

– Ах, Анатоль, если честно: я почти не помню дядюшку… Но мне так тоскливо, когда кто-то умирает… Жизнь кажется такой скоротечной… Всё ждёшь, ждёшь чего-то…

Елизавета опять всхлипнула и в очередной раз смахнула слезинку. Она встала с кожаного дивана в гостиной и положила письмо на стол.

– Успокойтесь, Елизавета Степановна… – ласково проворковал гувернёр. – Вам стоит отправиться в калужское имение своего дядюшки, ныне покойного. Если пожелаете, оставьте мальчиков дома под моим присмотром. В конце концов, развеетесь, повидаетесь с родственниками.

При упоминании о родственниках, Елизавета встрепенулась.

– Да, да… Разумеется, с родственниками… Я как-то упустила это из виду… Я их практически не знаю и не помню. Видела кого-то много лет назад, даже не знаю, кто из них жив-то.

– Вот и хорошо. Заодно и наладите семейные связи, – подбадривал гувернёр свою хозяйку.

– Конечно, я поеду… Не ради себя, ради мальчиков, дабы дать им достойное образование в Германии или Франции. – Согласилась вдова. – Но вы, Анатоль, будете сопровождать меня. Готовьте мальчиков к отъезду.

Гувернёр поклонился. Он и сам был не прочь прокатиться в экипаже в Калугу, благо, что погода стояла прекрасная.

* * *

Всеволод Вениаминович Подбельский приходился покойному Льву Дмитриевичу двоюродным племянником. Слыл человеком энергичным, не лишённым авантюрной жилки (вероятно, сие качество было присуще не только господину Селиванову, но и всем его родственникам мужского пола).