Услышав имя ребенка, Маттео испытал странное чувство — он не сразу понял, чем оно вызвано. Одно было точно: никогда еще он не переживал ничего похожего. Сердце забилось быстрее, а по телу пробежал холодок.

— Сантино? — повторил он, хмурясь. — Ты дала ему итальянское имя?

— Да.

— Почему?

— Потому что, увидев его впервые, — голос Киры дрогнул, и она, проведя рукой по волосам, подняла на Маттео свои огромные синие глаза, — я поняла, что не смогу назвать его как-то иначе.

— Но зато ты решила лишить его наследства и скрыть от меня факт его рождения?

— Ты ясно дал понять, что не хочешь меня видеть, Маттео, — неуверенно произнесла девушка.

— Я не знал, что ты беременна.

— И я не знала! — воскликнула она.

— Но ты поняла это позже.

— Да.

Кира умолкла, не зная, как объяснить, почему она отдалилась от всех, узнав что беременна. Все вокруг стало казаться нереальным. Начальник сказал, что продолжать водить машину в ее положении — не самая лучшая идея. Кира знала, что по закону она могла потребовать справедливости и остаться на прежнем месте работы, но у нее не было ни сил, ни денег, чтобы что-то продолжать отстаивать. В конце концов, что бы она смогла поделать? А еще она боялась, что шеф узнает, кто отец ребенка, — и тогда будет иметь полное право ее уволить. Ей предложили работу в мастерской, но Кира не имела ни малейшего желания валяться под машиной с перепачканными маслом руками, когда внутри ее созревает драгоценная жизнь. В конце концов она устроилась администратором в приемной — помимо того что работа была невероятно скучна, платили так мало, что Кира распрощалась со всякой надеждой на то, чтобы нанять няню. Она отчаянно копила каждое пенни, но постепенно деньги ускользали, и она оказалась на мели.

— Я поняла, — медленно произнесла она. — А еще я поняла — поверь, — что мне нужно сказать тебе. Но всякий раз, набирая твой номер, я бросала трубку. Понимаешь?

— Честно говоря, нет.

Кира пристально посмотрела в глаза Маттео.

— Ты думаешь, те жестокие слова, что ты сказал мне в последний раз, не имеют значения? Что можешь говорить все, что заблагорассудится?

Повысив голос, Маттео ответил:

— Я приехал не за тем, чтобы обсуждать с тобой причины твоего поведения, а чтобы увидеть сына.

— Он спит.

— Я не стану его будить. Ты отказывала мне в этом праве, но больше не сможешь. Я хочу видеть сына, Кира, и, если мне придется обыскать каждую комнату в доме, чтобы его найти, именно это я и сделаю.

Она ни на минуту не сомневалась в твердости его намерений — но не это было главным. При ее словах о ребенке по лицу Маттео пробежала тень — и теперь Киру терзали угрызения совести. Она, как никто другой, знала, каково это — расти без отца, и все же готова была подвергнуть своего малыша тому же испытанию.

— Пойдем со мной, — сказала она глухо.

Поднимаясь по узкой лестнице, Кира ощущала спиной взгляд Маттео. Даже не видя, невозможно его игнорировать, в отчаянии подумала девушка. От него исходило тепло — и аромат сандала. Так пахла ее кожа наутро после ночи в Дартмуре. Входя в крохотную комнатку, Кира ощущала, как в груди бешено бьется сердце. Маттео замер на миг, а затем шагнул к кроватке. Плечи его напряглись — он умолк, и Кира начала уже волноваться.

— Маттео? — произнесла она неуверенно.

Он не ответил — его мысли были в полном смятении. Глядя на ребенка, он ждал немедленного приступа нежности и любви — однако ничего не происходило. Маттео внимательно рассмотрел черные ресницы малыша и его темные волосики. Крохотные ручки были сжаты в кулачки, и, наклонившись, Маттео пересчитал его пальчики. Он словно смотрел на себя со стороны и понимал: то, что он испытывает к ребенку, скорее, напоминает удовлетворение от обладания некой вещью, но никак не любовь. Этот малыш принадлежит ему. Его сын.

Повернувшись к Кире, Маттео увидел, как глаза ее расширились, точно она прочла в выражении его лица нечто, что ее не порадовало.

— Так ты захотела поиграть в вершителя судеб, — заметил он. — И скрыть его от меня.

Кира ответила ему решительным взглядом.

— Ты заплатил мне за секс.

— Я не платил за секс, — вымолвил он. — Я объяснил, зачем оставляю деньги. Ты рассказывала, что не привыкла жить в роскоши, и я подумал, что могу сделать тебе подарок. Что не так?

— Ты прекрасно знаешь что, — выпалила Кира. — Предлагать мне деньги было оскорблением. Любой мужчина это знает.

— И потому ты решила продать свою громкую историю журналистам — потому что чувствовала себя оскорбленной?

— Я ничего не продавала. Неужели ты не понимаешь? В первый раз в жизни я сблизилась с мужчиной и проснулась наутро в пустой кровати и с пачкой денег на тумбочке. Я отправилась в благотворительный магазин, чтобы от них избавиться, потому что… я чувствовала себя опозоренной.

Маттео замер:

— Ты их отдала?

— Да. На благое дело — детям-сиротам. Тогда я не знала, что беременна и что деньги могут пригодиться. Журналистка случайно оказалась в магазине и все увидела — ну и, естественно, заинтересовалась. Она купила мне выпить, а я весь день ничего не ела и… — Кира пожала плечами. — Наверное, я ей рассказала больше, чем можно было.

Маттео нахмурился. Если это было правдой, то Кира не пыталась вытянуть из него еще денег. Но даже если и так — что это меняет? Она позвонила ему только потому, что оказалась в безвыходном положении. Отметив ее тесные джинсы и растянутый свитер, Маттео поморщился — неужели это мать его ребенка? Он открыл было рот, чтобы заговорить, но Сантино захныкал, и Кира склонилась над кроваткой, взяла малыша на руки и принялась укачивать, прижимаясь губами к его головке. Тот затих. Глядя поверх головы сына на Маттео, Кира спросила:

— Хочешь его подержать?

Он замер, зная, что должен ответить на этот вопрос утвердительно — но не мог искренне сказать «да». В груди появился холодок, и, глядя на сына, Маттео не мог побороть в себе чувство отчуждения. Никогда прежде его не пугала собственная холодность — разве что обиженные любовницы жаловались, но это не могло стать причиной для перемен в себе. Однако сейчас Маттео ощущал себя неосторожным путником, ступившим на зыбучие пески, — ситуация быстро выходила из-под контроля.

Нужно прежде привыкнуть к мысли о том, что у него есть сын — а потом он, разумеется, начнет с ним общаться. Но это должно происходить в нормальных условиях, а не в крошечной комнатке странного дома под пристальным, изучающим взглядом Киры.

— Не сейчас, — быстро ответил он. — Сейчас не время. Тебе нужно упаковать вещи, а я позвоню и договорюсь о твоем переезде в Италию.

— Что?

— Ты меня слышала. Мой сын здесь не останется. А поскольку ребенку нужна мать, тебе придется поехать с ним.