– Боже… Поверить не могу, что старик Спенсер это сделал, – тяжело проговорил я, у меня все еще горело горло. – И вот откуда у Джона этот голод…

– Метафоры бывают ироничными, а внешность обманчивой. Если бы Спенсер не сбежал из дома слез…

– Джон бы не стал монстром?

Винсент задумался.

– Не могу сказать. Судьбы людей известны только Виктору Борману. Дом привел тебя в комнату Джона неслучайно. Мы бы никогда не выследили Спенсера, если бы он не остановил время. Ирония в том, что он пытался всячески уберечь своего сына от дома слез. Но сам же его туда и отправил.

– Хотите сказать, что Спенсер сам себе подписал смертный приговор? – уточнил я.

– Когда мы говорим, что у монстров нет выбора, мы подразумеваем, во-первых, их собственную предсказуемость, а во-вторых, предсказуемость мира, в котором они обитают. Виктор Борман точно знал, что Спенсер погибнет от рук сына. Мы даже не придали особого значения его побегу и тому, что он спрятал свои слезы.

– И когда прекратятся эти дурацкие сны с чужими воспоминаниями?

– Как только дом привыкнет к твоему присутствию. Еще несколько дней ты, вероятно, будешь видеть события из жизни Спенсера и Джона. Это пройдет. В воздухе все еще витает их мана.

– Что-что витает?

– Мана. Пока что не бери в голову. На тебя много навалилось за сегодня.

Я на секунду задумался.

– А если бы Спенсер действовал более осторожно? Если бы он… не знаю, изменился, стал… более человечным?

– Суть в том, что ты ничего не знаешь, Колин. Именно поэтому у тебя, как у человека, есть иллюзия выбора. А Виктор Борман знает все. И у него иллюзий выбора нет. Надеюсь, я смог донести мысль.

– Ну хорошо. Если вы такие всемогущие, скажите тогда, что будет со мной? Когда я проявлю свою чудовищную сущность? Да вы просто взгляните на меня. Какой из меня монстр?

– В дом слез попадают не только маньяки и убийцы. Я бы даже сказал, что маньяки и убийцы здесь редкие гости. Тут живут люди, которые не могут найти себя в человеческом мире. Об этом вчера говорил Виктор Борман.

– Но ведь подобных людей миллионы.

– А мы очень голодные, Колин. И не ограничены временем. Что же касается твоего вопроса, когда ты проявишь свою чудовищную сущность…

Винсент помолчал несколько секунд, после чего с легким энтузиазмом в голосе выдал:

– Я уверен, твоим читателям понравится развязка истории.

На днях Винсент приложили мне отвлечься от скуки и сыграть в кости. Стоя в дверях его комнаты, я внимательно наблюдал за тем, как он вытягивает из шкафчика маленькую куклу с золотистыми волосами. Заметив меня, Винсент быстро положил куклу обратно в шкафчик, исчез в пространстве и тут же оказался напротив меня.

– Хорошо, что ты уже пришел, Колин Вуд, – сходу сказал он. – Пойдем, сегодня мне нужно показать тебе игральную комнату.

– Пойдемте, господин Винсент.

Интересно, как развлекаются монстры? Надеюсь, они никого не убивают, не грабят, не издеваются. Словом, не делают тоже самое, что обычно вытворяют люди, когда им становится скучно.

– И на какой этаж сегодня?

– На пятидесятый, – ответил Винсент. – В самое сердце дома.

– А как вы развлекаетесь? Обычно у монстров такое каменное выражение лица. Вы что, никогда не смеялись? У людей есть выражение «проглатывать смешинку». Вы не проглатывали смешинку?

Винсент серьезно взглянул на меня.

– Нет.

– Тогда вы, наверное, никогда и не были живым.

Винсент взял меня за рукав, и мы переместились на пятидесятый этаж, обставленный старинной мебелью. В правом углу стоял футляр с гитарой, посередине располагался огромный рояль, на котором лежали светящиеся игральные кости. На потолке мерцал тусклый свет, медленно тающий в воздухе, слабо освещающий темные лица обитателей дома. Здесь они еще больше напоминали призрачные тени, влекущие свое жалкое существование, не в силах оторвать свое худое отражение от холодного пола и скользких стен. Мне стало по-настоящему жутко, когда я сделал шаг вперед и провалился в вязкое и липкое нечто, расплывающееся под моими ногами.

– Что это? – спросил я у Винсента. – Оно не отпускает мою ногу!

– Это пол, – спокойно ответил Винсент.

– Он странный и жуткий…помогите мне выбраться.

– Он обыкновенный. А странный здесь только ты.

– Я? – повернувшись лицом к Винсенту, растерянно переспросил я. – Почему?

– Дом не хочет тебя пускать в игральный зал. Но мы можем это исправить. Прямо сейчас.

– Нет! – крикнул я. – Не надо ничего исправлять!

Несколько теней промелькнули возле Винсента, взъерошив его длинные темные волосы. Игральные кости подлетели в воздух, комната сжалась, стены треснули, земля резко ушла из-под ног. Воздух сгустился, и меня охватила дрожь.

– Смотри! – сказал Винсент, опустившись на колени. – Игра уже начинается.

Что-то необъяснимое заставило меня опуститься на пол рядом к Винсенту. Окружение рассыпалось на цвета. Тени застыли в пространстве.

– Я буду играть. Ты будешь свидетелем, – Винсент взял меня за руку. – Перемещаемся.

Когда мы очутились возле огромного рояля, кости упали прямо в руку Винсента. Таинственные огоньки заиграли на его пальцах, кожа приобрела прозрачный цвет, стала бумажной, выцветшей. Я тронул Винсента за край рубашки.

– А что это за игра?

– Покер на костях, – ответил Винсент. – Единственное, что нам доступно в доме – это собственная судьба и остатки слёз. Каждый сам выбирает, что поставить на кон.

– И что вы собираетесь ставить? – поинтересовался я.

– Мне известна собственная судьба с детальной точностью.

– А остальным?

– Остальные боятся судьбы. И поэтому будут ставить слёзы.

Винсент подался вперёд, присел на кожаный стул.

– Кто будет играть со мной? – спросил он. – Ставка пять капель слёз.

Тень пронеслась возле рояля, упала на стул и тут же материализовалась, превратившись в крупного монстра. Я отступил на несколько шагов назад, провалившись в вязкую тьму.

– Не отходи от нас, Колин, – предупредил Винсент. – Иначе отправишься в мир мёртвых.

Монстр взглянул на меня черными бездонными глазами, выпустил когти.

– Кто это? – зловеще спросил монстр.

– Это наш новенький, – ответил Винсент. – Недавно прибыл в дом, ещё не успел обратиться.

– Он живой?

– Наполовину.

– Ненавижу живых, – монстр обвел меня хищным взглядом. – А вот полумёртвых обожаю. Что с ними ни вытворяй, покинуть дом они не могут.