— Ну а как же на стол в носках, в которых по полу ходила? — удивилась Ляля и тут же метнулась к тому месту, где оставила носки, принялась быстренько их надевать, продолжая тараторить, — а я приготовила омлет и оладьи. Вы любите? Правда, к оладьям надо мед… Точно! Вспомнила, что хотела! Мед! У вас есть мед?

Она вопросительно посмотрела на него снизу, и Бродяга чуть было не сказал, что ему мед не нужен. Что у нее глаза и без того, словно сироп карамельный, тягучий.

Но опомнился и только помотал головой.

— Ну ладно… — Ляля вскочила и принялась споро накрывать на стол.

Протерла тряпкой то место, куда наступала голыми ногами, расставила тарелки с омлетом и оладьями, налила чай, и все это время что-то бормотала мягким, напевным, убаюкивающим даже голосом.

А Бродяга, ошеломленно наблюдавший за этим, поймал себя на странном, схожем с медитативным, ощущении умиротворения. И удивился. До этого его только монотонная работа успокаивала, убаюкивала того, кто сидел внутри. А теперь еще вот она…

Странная девчонка, к которой Бродяга не понимал, как относиться.

С одной стороны, то, что она хозяйничала у него в каморке, ни в какие ворота не лезло, но с другой… От нее не было раздражения, беспокойства, наоборот, уют своеобразный.

Бродяга, разувшись, сел за накрытый стол, отпил смородиновый чай, съел кусок омлета, макнул оладью в сметану, которую Ляля тоже нашла в холодильнике…

Посмотрел на усевшуюся напротив, совершенно спокойную и даже умиртоворенную девушку, и почувствовал не меньшее спокойствие, чем до этого, на улице, когда вдыхал осенний, чуть морозный туман.

В его мире, пусть и ненадолго, наступила гармония…

Глава 10

После завтрака, во время которого постоянно ловилось странно приятное ощущение умиления, пока наблюдала, как Бродяга поглощает омлет и оладьи, я по привычке убрала все со стола, немного навела порядок. Исключительно на автомате, потому что дома все время так делала.

А Бродяга, поев, сыто откинулся на стену, прикурил и периодически задумчиво посматривал на меня сквозь дым.

И с каждой минутой я ощущала, как растет напряжение, виснет между нами плотнеющим туманом.

Может, именно поэтому и возилась с уборкой дольше, чем того требовалось… Казалось, что, пока заняты руки, можно и немного выдохнуть…

И в то же время все время вертелись в голове те самые вопросы, что мучили еще со вчерашнего дня: что делать дальше? Как быть? Куда идти? Домой? К отцу? Бр-р-р… С него станется сразу Марату передать…

Искать Адельку?

А как? Караулить, пока в соцсети выйдет? С утра я проверила ее страницу, заходов не было… Вполне вероятно, родители подруги, узнав каким-то образом о наших планах, увезли ее так далеко, что там и интернет не ловил… Да, даже если и спишусь, достучусь до Адельки, где гарантия, что получится мне помочь? Наверняка, она не предполагала такого развития событий… А что, если документы все у нее родители изъяли? И мои тоже?

И отдали отцу???

От этой мысли в голове приключился ступор, я даже замерла, тупо глядя в одну точку и пытаясь вычленить из разрозненного вороха многочисленного мусора в голове хоть одну логичную идею.

И с огорчением поняла, что ничего не выходит.

Я никогда не попадала в такие ситуации! Чтоб без документов, без дома, в бегах! Да я даже представить не могла, что со мной такое может приключиться!

И теперь чувствовала совершенно бессильной, слабой и тупой, как пробка.

— Ну, чего ты? — Бродяга каким-то образом считал мое смятение, погасил сигарету, развеял ладонью дым и потянул меня к себе за руку.

А я и пошла.

Просто подчинилась, как маленькая. И даже, кажется, с облегчением, словно он — тот, кому можно беспрекословно доверять. И так хорошо, так сладко это делать! Так меня напугал внешний мир, с его холодом и опасностями, что невольно хотелось спрятаться за чью-нибудь широкую надежную спину. Раньше это была спина отца… Хоть и недобрая, да и не особенно крепкая и надежная, но я себя ощущала в безопасности… До недавнего времени.

А сейчас…

Нет, я не питала иллюзий, что Бродяга тут же кинется помогать мне, не настолько же наивная ромашка! Но хоть на время… Хоть чуть-чуть… Мне бы только выдохнуть, а дальше я что-нибудь придумаю! Не зря же школу с золотой медалью закончила! Я умею думать! Умею! Просто… Надо привыкнуть к новой реальности, где я совсем одна. Без помощи и поддержки семьи.

Бродяга, мягко усадив меня на табуретку напротив себя, чуть подождал, словно понимая, что мне нужна небольшая передышка, что я загнала себя уже непонятно, куда, а затем наклонился немного вперед, упер локти в колени, сцепил пальцы в замок.

— Что дальше делать думаешь?

Я только вздохнула. Если бы знать…

— Я так понимаю, до подружки ты не дозвонилась?

— Нет…

— А эти… соцсети? Может, она там проявлялась?

— Нет… С утра посмотрела уже…

— Ладно… Домой, я так понимаю, тоже не вариант?

— Нет!

— Слушай, давая я с отцом твоим поговорю. Объясню ему сам про Марата этого, про тебя… Ну не зверь же он, ты его дочь, не посторонняя девочка… Может, он сам его пинком под зад отправит?

— Нет… Не отправит… Не думаю… — я покусала губу, прикидывая, как объяснить, как слова найти правильные, затем продолжила, так ничего и не придумав, — понимаешь… У Марата отец богатый… Ну, я говорила. А мой папа считает, что главное — это достаток. И с этой точки зрения Марат — идеальный жених…

— А то, что он тебя покалечит, тоже идеально?

— Да кто же поверит… — вздохнула я, — из взрослых никто не верит… Я же говорила… Делилась с мачехой, но она сказала, что это он себя так ведет, потому что влюблен. Мужчины всегда делают странные вещи, когда влюблены… А он молодой, горячий, вот не может норов сдержать. А я сама виновата, дразнила. Не позволяла ничего… Вот как так? — я усмехнулась, понимая, что уже несет, но остановиться не могла, слишком много эмоций, много мыслей, — с одной стороны: нельзя ничего до свадьбы, надо себя блюсти. А с