Вокруг Лопухина всегда вертелись какие-то темные личности, в том числе и весьма одаренные художники, в силу каких-то жизненных причин и творческих обстоятельств не сумевшие отыскать в искусстве свою нишу. Некоторые из них писали для него копии известных картин, которые Петр с успехом выдавал за подлинники. Он придумывал картинам шикарные легенды со многими действующими лицами, чтобы выгодно продать состряпанный «новодел» заезжему богачу. Пользуясь особым расположением аукционного дома «Сотбис», Лопухин-Татищев выставлял в нем «новоделы» и картины, в недалеком прошлом украденные из частных коллекций. Правда, об этой темной стороне его биографии знали далеко не все…

Самое разумное в нынешнем положении Феоктистова – держаться от Петра подальше (не тот случай, чтобы получить в его лице опору), однако в мире искусства, буквально граничащем с откровенным криминалом, он имел немало приятелей и мог что-то знать об ограблении.

– Возможно, ты и прав… Знаешь, некоторое время я был нездоров…

– Немудрено, после всего того, что ты пережил, – охотно согласился Лопухин-Татищев. – Я бы, наверное, вообще копыта откинул!

– Так вот, как только восстановлюсь, пройдусь по всем антикварным магазинам. Петр, у меня к тебе тоже есть одна просьба…

– Говори, что тебя беспокоит, – с живостью отозвался Лопухин-Татищев, – сделаю все, что в моих силах.

– Может, попробуешь узнать о коллекции по своим источникам? Она не могла пропасть бесследно! Сам понимаешь, наш мир очень узкий, мы все друг друга знаем. В Великобритании тоже наслышаны о моей коллекции, она напечатана во всех каталогах. Следы могут привести туда… Я же тебе говорил, мне не однажды предлагали выставить картины на аукционе «Сотбис» за хорошие деньги.

– Лучше бы ты так и сделал, – глубоко вздохнул Петр.

– Теперь я это понимаю.

– Хорошо, я поспрашиваю. У меня есть в Англии кое-какие связи. Обещать, конечно, что-то конкретное в подобной ситуации трудновато, но буду держать тебя в курсе.

Потап Викторович положил трубку. Облегчение не наступило, но он почувствовал, что часть груза переложил на другие плечи. Осталось только дождаться полного выздоровления. Подумав, он набрал номер Хабакова.

– Арсений Юрьевич, это вас Феоктистов беспокоит.

– Да, слушаю вас, Потап Викторович.

– Какие-нибудь подвижки в моем деле намечаются?

– Мы работаем, но ничего конкретного пока нет.

– И как же вы так работаете, если еще ничего не нашли? – не скрывая раздражения, спросил Феоктистов. – Пропала такая огромная коллекция, а у вас даже зацепок нет!

На том конце провода образовалась затяжная пауза. Похоже, майор Хабаков очень тщательно обдумывал ответ.

– Вам рассказать всю методику оперативной работы? – наконец раздался его спокойный голос.

– Не надо, – невесело буркнул Феоктистов и положил трубку.

На следующий день Потап Викторович проснулся в хорошем настроении, хотя, если вдуматься, откуда ему было взяться: коллекцию украли, да и сам он находился далеко не в лучшей физической форме. Однако неоправданный оптимизм продолжал раздирать щеки в глуповатой улыбке и заставлял верить, что находишься где-то на переломном моменте, после которого все непременно образуется.

Выпив традиционную чашку кофе с небольшим бутербродом с сыром, Феоктистов отправился в ближайший антикварный магазин, расположенный на соседней улице. Хозяином этого магазина был его старинный приятель, которого он знал без малого лет двадцать. Пользуясь особой доверительностью, Феоктистов всегда покупал здесь нечто особо ценное: фарфоровую посуду, ордена царского времени, старинное оружие. А в прошлом месяце приобрел небольшую гравюру, которая, к его немалому удивлению, оказалась работой самого Дюрера.

В антикварном магазине было безлюдно – только у противоположного стеллажа со старинной медной посудой стоял седой мужичок (по всему видать, случайный прохожий) и уважительно качал головой, посматривая на цены.

Впрочем, отсутствие посетителей в антикварном магазине – дело обыкновенное. Это не за водкой! Сюда захаживают люди степенные, знающие, что такое настоящее искусство; закаленные высокими ценами, готовые выложить за какую-нибудь безделицу, вышедшую из употребления лет двести тому назад, полмешка денег, и при этом будут необыкновенно счастливы. Случайный человек заметен сразу – не углубляясь в магазин, он брезгливо таращится на старье, аккуратно расставленное на полках, и топает себе дальше, понимая, что ошибся дверью. А другие просто ходят, как по музею, заложив руки за спину.

За прилавком, поглядывая на единственного посетителя и угадывая в нем случайно забредшего, а потому совершенно бесперспективного, стоял хозяин магазина Лев Аркадьевич Берман. В глубине больших, чуть навыкате, глаз просматривалось едва заметное снисхождение – с первого взгляда он мог отличить профессионала от дилетанта. Но клиента важно не спугнуть, пусть даже такого нечаянного. Сам Берман мог привести немало примеров, когда незадачливый прохожий, повинуясь какому-то внутреннему зову души, выкладывал за понравившуюся вещь целое состояние. Причем удержать его от внезапно принятого решения не могли ни дырявый семейный бюджет, ни расширенные от ужаса глаза благоверной, ни толпа малолетних детей, шедших следом. Отдавая баснословную сумму за какую-то безделицу, он уходил из антикварного магазина со светящимся лицом, словно заполучил кусок персонального счастья.

Так что торопить вошедшего не следовало. Пусть осмотрится, приценится, авось, что-нибудь и выйдет.

Сделав несколько небольших шагов, Феоктистов заставил обратить на себя внимание.

– Потап Викторович! – обрадованно воскликнул Берман, выходя из-за прилавка и горячо пожимая протянутую руку. – Я очень рад, что с вами все в порядке. Тут много всякого говорили… о случившемся, но я этому не поверил. Люди всегда преувеличивают, потому что завидуют чужой удаче.

Смотреть на веселое лицо Бермана Феоктистову было отчего-то неприятно, хотя, конечно же, к его невзгодам тот не имел никакого отношения. Наоборот, он был одним из немногих людей, по-настоящему симпатичных коллекционеру.

Где-то под грудной клеткой защемило нерв, и лицо Потапа Викторовича, помимо его воли, болезненно дернулось.

– Увы, все это правда, – сказал он. – Меня действительно ограбили.

– Бог ты мой! – вполне искренне посочувствовал Берман.

– Не только ограбили, но еще и сильно избили. Знаете, я только вчера выписался из больницы.

Лев Аркадьевич понимающе покачал головой.

– Вы даже не представляете, как я вам соболезную. Ну а как вы себя сейчас чувствуете?

– Ничего, вполне терпимо… Сейчас уже значительно лучше.

– Мне неловко спрашивать, – заговорил со всей присущей ему деликатностью антиквар, – но что стало с фламандцами? У вас ведь лучшая коллекция в России.

– Фламандцев у меня больше нет, – глухо ответил Феоктистов, подавляя вздох. – Картины украли вместе с другими вещами… Вынесли все: Лукаса Кранаха Старшего, Яна Ясоннсена, Андриано Ваностаде… Всех! Из русских мастеров – Шагала, Кандинского… Коллекцию старинного оружия…