Сам царь, даром что ростом с хоккейные ворота, из себя изображал центрфорварда. Понятно, что от его вида защитники цепенели – боялись зашибить ненароком, и самодержец закатывал в ворота между предусмотрительно раздвинутых ног вратаря по десять шайб за игру. Пробитый Дюбель за игру испытывал множество приступов восторга, когда после каждой пропущенной от царя шайбы тот снисходительно бил его клюшкой по голове.

Так и заслужил Дюбель огромную квартиру в историческом центре столицы и должность начальника войск странных операций. Натравить переодетых спецназовцев на либералов в чужой стране, чтобы посадить там на трон правильных пацанов. Или вывезти воздухом своего сукиного сына, который проворовался в соседней стране. Дел – невпроворот.

И главное, есть возможность денежный поток на себя завернуть. Дают, к примеру, Дюбелю чемодан денег, чтобы послал к потенциальному врагу какого-нибудь шишигу кончить там предателя. Руководитель странной операции докладывает наверх: «Операция проведена блестяще. Предатель отравлен инновационным ядом, выделенным из половых желез австралийской чучундры». А на самом деле сэкономили – в качестве яда использовали просроченные рыбные консервы из рязанской лавки. Предателю все равно, от чего ласты клеить, а счет Дюбеля в импортном банке подрос.

Затем дали Дюбелю новое звание и посадили в министерство. Но там он не потянул: слишком много протокольных мероприятий, где надо складно говорить. Заскучал генерал и подал царю челобитную записку: дескать, прошу выделить на кормление хоть захудалую губернию, обязуюсь бунта холопского не допустить и в администрацию исправно приятные отчеты заносить. Царь решил: этому – можно, этот проверен шайбой, да и с веником в бане хорошо управляется.

Выделил ему самодержец губернию – ни шаткую, ни валкую, пролетарскую. Но Дюбель не расстроился. Тряс царский центр на предмет финансирования проекта по созданию диверсионного уранового заварочного чайника.

Дюбель-то до хоккея царское тело охранял – и это ему зачлось. Время тогда лихое было, царь не верил никому, и даже себе: идет, бывало, в сортир и не верит, что ему на самом деле это надо. Спиной повернуться мог только к своим стражникам. Их и сажал руководить губерниями. Одного отправил в анклав, думал, получится из него толк, но – нет. Такой тупой оказался, что рот вообще не раскрывал, потому что слов почти не знал. В итоге был отряжен руководить пожарными – с ними разговаривать не о чем.

* * *

На Руси испокон века так повелось, что наглость может заменить все остальные качества. Публика, хлебающая из казенного корыта, это доказывает. Вот, например, Золотушный. Хоть он – генерал, обвешанный медальками, но в армии ни дня не служил. Хотя сам утверждает, что пограничник. Правда, никто суперсекретную часть, где растят таких командиров, найти так и не смог. Военного образования он тоже не имеет, кроме штабных курсов для чиновников: попьют водку три месяца, а им за это дают красивую разноцветную грамоту.

Хотя это хорошо, что Золотушного, от греха подальше, служить не взяли даже жадные на призывников военкомы. Если не учитывать экзотики типа автомоторного изменения сосудов, во времена СССР главными ограничениями по призыву в армию по медицинским показаниям были плоскостопие и 1-я стадия олигофрении. Для кирзовых сапог Золотушный был годен, а вот головой он только пищу принимать может хорошо. За пульт управления ракетой такого не посадишь – долбануть и по Рублевке может, что с дурачка возьмешь. Для стройбата мог бы сгодиться, траншеи копать и раствор подавать. Но Золотушному и мешка с цементом не доверили.

А вот отдел кадров на московском заводе АЗЛК не таким разборчивым оказался – совсем беда была с работниками, и поэтому Золотушному там доверили гайки на конвейере крутить. Говорит, даже в соцсоревновании гайковертов участвовал. Оттуда и заявился в штаб царя Бориса: «Я – Золотушный, слесарь и демократ, полностью поддерживаю будущий царский режим».

Взяли его. Служа в охране, он чуть не разорился на бутылках, которые ставил сослуживцам, чтобы те за него рапорты писали – сам только слово из трех букв мог грамотно написать. Но прижился, потому что роста был высокого и с лицом, как у отмороженного гопника с района: их полстраны у нас таких, встретишь на улице – постараешься сразу забыть. В оперативных целях это полезно.

Думать привычки Золотушный не имел, и ему строго наказали рта не раскрывать, пока не попросят. Когда партийный бунт в Москве случился и царь Борис победную речь держал с танка, Золотушный, хоть был никто и звать никак, изловчился и, как хорек в курятник, влез на танк, подсуетился с ракурсом и попал под объективы корреспондентов. Так и вляпался в анналы истории – фотография весь мир облетела.

К нынешней элите он подобрался через профессора-бабника Собакевича. Тот, будучи градоначальником в Питере, выпросил у монарха себе охрану, и в город на Неве, выполняя приказ, командование отправило самых долбо… дятлов, среди которых Золотушный был номером первым. Работу ему поручили важнейшую – на шухере стоял, когда профессор Собакевич студенток-двоечниц по съемным квартирам мусолил.

Но лафа кончилась, когда однажды, принимая в гостинице зачет у проституток, профессор, говорят, перебрал виагры. Похоронили с почестями. А Золотушный стал дочку его подросшую обслуживать: караулил на улице, пока ее в подъезде (в парадном, по-питерски) мажоры лапали. Вдову тоже не забывал: вовремя подать сумочку, ловко накинуть на плечи шубу (или снять ее вместе с остальной одеждой) – это особый талант. Короче, в культурной столице процветала полная суверенная демократия от слова «сувать», и Золотушный там пришелся ко двору. Ну и, конечно, личным стражником у тамошних известных бандитов подрабатывал, как без этого.

* * *

Понятно, что такие заслуги Золотушного не могли остаться не замеченными самодержавием. Знать название прокладок хозяйки и сходить за ними в аптеку – это вам не в окопе сидеть, тут сноровка нужна и обходительность. Но и ценится такая служба не в пример выше, чем у портяночников окопных. В вооруженные силы таких не берут, но тысяч триста личного состава дать могут.

И вот уже Золотушный удостоился командовать армией жандармов-держиморд специального назначения, призванных охранять престол от народа. Как нужно мудохать на митингах старух и очкастых студентов, Золотушный личному составу сам показывал – чтобы навык не утратить.

И еще один развитый навык у генерала Золотушного имелся: деньги хорошо считал. Выскочивший, как черт из табакерки, прямиком в высший генералитет, он первым делом захватил историческую дачу возле столицы – в ней до него наркомы и прочие государственные деятели жили. А потом прибрал еще и дачку самого усатого вождя. Скромно, надо сказать, царствующие особы и вельможи тогда жили – с казенной мебелью с бирками. По понятиям Золотушного, это было несолидно: он же не Микоян замшелый.

Весь исторический хлам он выбросил на помойку, завез мебель из новозеландского бука и исландской березы. Поставил, как положено, золотой унитаз с инкрустацией. Расшитые золотом портьеры повесил. Понатыкал везде колонн из японского розового мрамора, понаставил античных статуй – голых баб, конфискованных у антикваров. Библиотеку генерал переоборудовал в винный погреб, а рабочий кабинет наркома – в массажный. И обнес всю территорию монументальным забором.