— Они что, с ума там на своей бирже посходили, что ли?!

— А что такое? — заинтересованно заглянула я в бумаги.

— Да непонятно ни фига, вот что! Формулы какие-то, графики, диаграммы, точка росы… Во, глянь, Санчо: страта кумулюс! Это что, насекомое такое? И что за ужасная привычка у умных ученых — морочить голову нормальным людям? К чему называть всякую тварь замысловатыми именами, ведь таракан — он и на Мадагаскаре таракан, как его ни обзови. А это кто? Эль-Ниньо… Имечко вроде испанское. Опять какой-нибудь паучок? Сан Саныч, ты у нас главный специалист по сериалам, языком владеешь практически в совершенстве, скажи, кто такой этот Ниньо?

— Эль-Ниньо, — задумчиво поправила я подругу. — Кажется, в переводе означает «младенец».

— Это по-каковски? По-бразильски, что ли?

— Тундра! В Бразилии говорят на португальском языке. Только непонятно, что этот «младенец» делает в деловых бумагах биржевого брокера?

— Разберемся, — уверенно кивнула Катерина, засовывая бумаги обратно в портфель, а сам портфель нежно прижимая к груди с явным намерением прихватить его с собой.

— Чемоданчик на место верни, — посоветовала я подруге.

— Зачем? — серьезно спросила Катька, глядя на меня чистым младенческим взглядом.

— Разве в детстве мама не познакомила тебя с доктриной, что чужое брать нехорошо?

— Что-то такое она говорила, конечно, — почесала затылок Катька и хитро прищурилась: — Но, я думаю, в интересах следствия… Сань, спинным мозгом чую: есть что-то в этих бумагах, жизненно нам необходимое.

— Это потому, что другой мозг у тебя почему-то временно не функционирует. А ты не подумала, что Саламатину эти бумажки тоже нужны? Он все-таки бизнесмен.

— Был, — глухо сказала Катька.

Мне внезапно стало не по себе, даже волосы на голове зашевелились.

— Что значит — был? — пролепетала я.

— Ты сама сказала, он — труп, — пожав плечами, напомнила подружка, излучая ледяное спокойствие.

В эту минуту я готова была поклясться, что покойники в ее жизни — дело пустяковое и вид их стал привычным, как зрелище горы грязной посуды, которая, как известно, имеет дурацкую привычку накапливаться, сколько ее ни мой.

— Я предполагала, потому что в кино все время так бывает. Зато ты говорила, что Саламатин к соседу вышел… — Я решила, что стоит напомнить Катерине и ее версию.

— Или к соседке, — оживилась она, — а там задержался на неопределенное время. И правильно, между прочим, сделал! У нас появилась прекрасная возможность хорошенько подготовиться к предстоящей беседе, сделать ее более предметной и содержательной. А этот бесценный портфельчик может стать решающим аргументом в разговоре с гражданином Саламатиным Михаилом Игоревичем. Ты не волнуйся, Санчо, — похлопала меня по плечу Катерина, — я непременно верну кейс хозяину, но только после того как он исповедуется перед нами. Пойдем, дорогая, осмотрим другие комнаты.

С этими словами Катька направилась к выходу из спальни. Я по-прежнему испытывала смутное чувство тревоги и неправильности происходящего, но объяснить себе это чувство никак не могла. По этой причине подчинилась воле хладнокровной подруги, у которой, как видно, сомнений в правильности наших действий не возникало.

Следующая комната, в которую мы с Катькой проникли самым нахальным образом, едва успев провести несанкционированный обыск с изъятием ценного портфеля, огорошила нас большим сюрпризом в виде хозяина квартиры. Впрочем, хозяин, кажется, никаких отрицательных эмоций по этому поводу не испытывал. Ему было абсолютно все равно, кто к нему пришел, что там у него изъяли… Дело в том, что Михаил Саламатин был окончательно и бесповоротно мертв. Таким образом, мои самые мрачные предчувствия осуществились, это я немедленно подтвердила громким нелитературным восклицанием.

Катька тут же согласилась:

— Ну, да. А ты думала, в сказку попала? Не-ет, милочка, мы в жизнь вляпались. И жизнь эта, можешь поверить моему опыту, теперь повернулась к нам не очень приличным местом.

Комната, где мы нашли-таки Михаила Саламатина, была оборудована под спортивный зал, благо габариты помещения позволяли это сделать без особых усилий. Сюда легко поместились четыре тренажера, шведская стенка, боксерская груша, даже гимнастические кольца, да еще и свободное пространство осталось. Михаил лежал на одном из силовых тренажеров, знаете, на котором штангу поднимают. Так вот, эта самая штанга его и придавила. Совсем. Насмерть. По правде говоря, я давно испытываю ко всем спортивным принадлежностям, начиная от обычной скакалки и заканчивая «козлами» и «конями», стойкое предубеждение. В самом деле, разве может здравомыслящий человек, находящийся в трезвом уме и твердой памяти, добровольно истязать себя при помощи этих предметов весьма сомнительного назначения? И не верьте узколобым спортсменам, которые уверяют, будто бы спорт — это жизнь. Спорт, граждане, — это как минимум глубокая инвалидность, а как максимум верная смерть, что очень наглядно и подтверждал сейчас Михаил Игоревич. В том, что но был именно он, сомнений не возникало: молодой мужчина лежал на кожаной скамье тренажера в обычных семейных трусах. «А он симпатичный», — отметила про себя я. У Саламатина оказалась классическая фигура древнегреческого атлета: руки, ноги, плечи, шея — все как у героев древних мифов… Да и физиономия, несмотря на вострившийся нос и немного неестественный для живого человека цвет лица, все равно привлекала внимание своими правильными чертами. Я немедленно перевела взгляд на шведскую стенку: как ни крути, он все-таки покойник, а увлечение трупами — это уже диагноз.

— Ты ничего странного не замечаешь? — вернул меня в действительность вопрос Катерины. Она стояла, склонившись над погребенным под тяжелой штангой Михаилом, и внимательно разглядывала тело. Ну, что такого странного она в нем нашла? Занимался человек физзарядкой: побегал по дорожке (расстояние примерно такое же, как до ближайшего супермаркета. Тренировался он, ну!), сгонял до Рязани и обратно на велотренажере, а потом решил укрепить широчайшие мышцы спины, трапециевидную мышцу, а заодно бицепсы и трицепсы при помощи штанги. Только переоценил товарищ свои способности, устал, наверное, после изнурительного марафона, вот и не удержал груз. Самый что ни на есть несчастный случай, такое сплошь и рядом встречается в жизни, особенно в жизни обеспеченных людей. Да на них штанги падают примерно с такой же частотой, как на обычных людей сыпятся сосульки, кирпичи, пассажирские самолеты и облетающая с деревьев листва…

— Кать, трупы, они, вообще-то, всегда немного странные. Я, конечно, не специалист, но что-то мне подсказывает, этот случай — не исключение, — не слишком уверенно ответила я, старательно отводя глаза от мертвого Саламатина.

— Да это понятно! Только этот труп мне не нравится. Поскольку на этот счет у меня имелось иное, отличное от Катькиного, мнение — мне-то как раз он понравился… вернее, не сам труп, а тот человек, которым он был при жизни (тьфу, запуталась совсем!), — я многозначительно промолчала. Подруга тем временем продолжала витийствовать, сама того не зная, соглашаясь с моими мыслями: