За годы учебы на юрфаке МГУ Димка не оттягивался по кабакам с собратьями по общаге, не принимал участия в их шумной, веселой студенческой жизни, за что прослыл неисправимым «ботаником». Постоянной девушки у него тоже не было. Несмотря на успех у противоположного пола, Дима избегал длительных отношений – это было слишком хлопотно и требовало времени и затрат. Первые три года столичной жизни он посвятил постижению мудреных основ всевозможных законодательств, последующие – работе в небольшой юридической конторе. Вскоре Дмитрий уже имел свою практику и смог позволить себе переехать из общаги в однокомнатную квартиру недалеко от работы. Перед защитой красного диплома Дмитрий, в отличие от большинства однокурсников, растерявшихся перед неизвестностью завтрашнего дня, готовясь начать крестовые походы в поисках работы, смотрел в будущее без тени страха и сомнения. Он перешел в весьма солидную консультацию, где уже успел хорошо себя зарекомендовать.

К двадцати пяти Дмитрий поменял однокомнатную на «двушку», купил подержанный автомобиль и решил получить кандидатскую степень. Она была нужна ему исключительно для удовлетворения своего тщеславия – в глубине души он еще оставался провинциалом, жаждущим славы и признания, ни на минуту, не забывавшим о том, что квартиру он лишь снимает, прописку имеет временную, а ездит на подержанных «Жигулях», постоянно путаясь в сложных развязках московских дорог.

«Ну, ничего, – говорил Дима себе, – еще немного, и…»

– Извините, здесь свободно?

Дмитрий оторвался от «Международного права» и обмер. На него смотрели самые огромные зеленые глаза, какие только доводилось встречать.

– Вон, поглядите, летит! Как классно! – Юлька захлопала в ладоши. – Давай, именинница, ты – первая, загадывай!

– Я вообще-то в это не верю, – нерешительно произнесла Ада.

– А кто верит? Это же игра. Не хочешь – не надо. Тогда я. Внимание! желаю вечную молодость и красоту. Во как! – Юлька горделиво оглядывалась. Налетевший ветер взлохматил каштановые кудри. – Кто следующий?

– Я, – засмеялась Марина. – Вон моя падает, голубенькая. Хочу деньги и власть.

– И что ты собираешься с ними делать? – поинтересовалась Ада.

– Не волнуйтесь, распоряжусь не хуже президента.

– Так, – объявила Юлька, – Маринке больше не наливать. Ада, ты решилась?

– Да, – кивнула она, поддавшись общему веселью. – Начать жизнь сначала. Это звезды могут исполнить?

– Запросто, – заверила Юлька. – Лена, ты осталась. Лена! О чем ты думаешь – скажи, – пропела она.

– Что? – Лена вздрогнула, точно отрешившись ото сна.

– С добрым утром, Ваше Высочество! А мы тут балуемся – желания загадываем. Давай, колись, что ты хочешь больше всего?

– Самое заветное…

– Самое…

– Не знаю, – зябко поежившись, сказала Лена. – Глупости все это.

На кухне аппетитно запахло мясом, тушеным с овощами. Дмитрий разогревал ужин. Он любил и умел готовить. «И зачем жениться? Так, пока не забыл: „Жилищное законодательство“, серая книжка…» Дмитрий подставил табурет, залез на книжные полки. «Кажется, она». Он потянул за корку, но книга не желала вылезать. Дернул сильнее и, потеряв равновесие, рухнул вниз.

«О, черт!» С досадой потирая ушибленный бок, Дмитрий поднял серый сборник. Уильям Шекспир. «Сонеты.»

Он встал. Подошел к окну. На черном небе висела круглая, похожая на блин, луна. И звезды… Сколько же их было этой ночью! Как давно он не видел такого количества маленьких, мерцающих, подмигивающих точек на московском небе. Или просто не смотрел вверх?

«Стоял душный, влажный майский вечер. От земли поднимался густой пар. Прямо над головой заливался одуревший от весны соловей.

Ее глаза отливали спелой зеленью. Ее волосы пахли не то сиренью, не то жасмином. Ее губы были сочны и влажны… Он читал ей Шекспира. Наизусть.

«Не соревнуюсь я с творцами од,

Которые раскрашенным богиням

В подарок преподносят небосвод

Со всей землей и океаном синим…

В любви и в слове – правда мой закон,

И я пишу, что милая прекрасна,

Как все, кто смертной матерью рожден,

А не как солнце или месяц ясный…[2]

Он обнял ее, пьянея от прикосновения к хрупким, теплым плечам. Рука сама скользнула вниз, расстегивая пуговицы на простеньком платье, легла на горячий округлый холмик нежной груди…

На мгновение девушка напряглась всем телом, а затем вдруг стала податливой, мягкой, как ткань ее платья…

– Я люблю тебя, Лена, – шептал он, целуя ее, – я тебя люблю…

Она чуть отстранилась. Огромные потемневшие глаза заглянула ему в лицо:

– Я тоже люблю тебя, Дима…

– Поедем ко мне? – хрипло прошептал он, внутренне трепеща перед ее отказом.

– Да, – выдохнула она, – да…»

Резкий телефонный звонок вывел его из оцепенения.

– Слушаю.

– Дима, я тут подумала, может быть, нам стоит попробовать начать жить вместе?

– Зачем? – он сморщился, как от зубной боли.

– Н-ну… – замялась трубка, – мы получше узнаем друг друга…

Внезапно Дмитрий ощутил прилив чудовищной усталости. Такой, что не осталось сил ни слушать, ни думать, ни говорить.

– Детка, – произнес он, как можно мягче, – я иногда развожу людей, проживших вместе по двадцать лет так до конца и не узнавших друг друга. К тому же в недосказанности есть своя прелесть. Я не считаю это хорошей идеей.

– Иногда мне кажется, – резко заявила трубка, – что нам лучше расстаться.

– Раз, кажется, значит, так тому и быть, – с облегчением сказал Дмитрий.

Трубка зарыдала. Истеричный голос произнес тираду о том, что он, Дмитрий, не умеет некого любить.

– Я никогда не говорил тебе, что люблю, – возразил он.

Трубка продолжала кричать и плакать. Дмитрий осторожно нажал на рычажок и включил автоответчик, сообщавший об отсутствии хозяина.

– Ада, телефон!

– Девочки, – поговорив, просила Ада, – это Ник. Ник! Он вспомнил, он сейчас приедет поздравить меня!

– Вот видишь, – важно изрекла Юлька, – а ты не верила звездам. Он сделает предложение, и твоя жизнь изменится.

– Интересно посмотреть на твоего мучителя, – заговорщицки подмигнула Марина.

– Думаю, нам лучше уйти, – предположила Лена.

– Ну, уж нет, дудки, я не двинусь с места, пока не познакомлюсь с роковым мужчиной, – заявила Юлька, удобно устраиваясь в большой мягком кресле.

– Пожалуй, я тоже, – кивнула Марина. – Очень интересно.