Она открывает дверь шире, позволяя нам войти в трейлер.

– Совсем нетрудно, я же делаю это каждый день, – хмыкает Бьорн.

Ульрик передает ей мешок и расческу, найденную в комнате Эллы.

– А где Сара? – Интересуюсь я с ходу.

В гостиной все готово к ритуалу, кругом разложены свечи, амулеты, какие-то книги, на полу расстелены джутовые коврики, а на столе рассыпан пепел. Но вот подруги своей я нигде не вижу.

– Я велела ей прилечь. – Анна указывает рукой за ширму.

– Сара? – Я кладу на стол могильную землю и отправляюсь туда.

Обхожу ширму и заглядываю в уголок, служащий подруге спальней. Трудно назвать это полноценным местом отдыха: на двух квадратных метрах размещаются постель, выдвижной столик, на котором можно делать уроки, полки с книгами, настольная лампа и штанга под потолком, держащая вешалки с немногочисленной одеждой. У нас в съемной квартире во Флодберге балкон был в два раза больше, чем эта клеть за ширмой.

– Сара? – Наклоняюсь и отдергиваю одеяло.

В следующую секунду в меня вонзаются тысячи ледяных иголок: пусто, на постели никого нет.

– Сара! – Я оглядываю комнатушку, ударяю руками по скромным нарядам на вешалке, наклоняюсь под стол. Это глупо, человеку там не спрятаться: просто меня охватывает паника. – Сара!

Бросаюсь в уборную: трейлерный туалет не шире того, что бывает в поезде или самолете, но спрятаться там можно. Дергаю дверь, и застываю в изумлении. Подруги внутри не оказывается, зато маленькое окошечко распахнуто настежь. Если встать на унитаз ногами, подтянуться…

– Что… – Бьорн спотыкается на полуслове.

Влетев за мной следом в уборную, он застывает в изумлении, а затем выплевывает ругательство и выбегает обратно.

– Сара! – Кричу я, забираясь на злосчастный унитаз.

Из гостиной слышатся крики, ругань.

– Сара-а! – Ору я, повиснув на раме.

И вижу, как мимо меня в сторону леса пробегает Ульрик, а за ним Бьорн и Анна.

– Черт…

Я застреваю, не зная, куда лучше сдвинуться – назад или вперед. Пока решаю, их фигуры уже скрываются в лесу. Отталкиваюсь локтями и… кубарем лечу с окна. Палки, камни, мусор – я собираю, кажется, все. Ударяюсь о деревянное полено и замираю на земле, ощутив боль в плече.

Черт!

Встаю и бегу вслед за остальными в заросли деревьев. Затем останавливаюсь. «Нет, нам нужно разделиться, нужно осмотреть всю территорию – Сара не могла удрать далеко».

Я обхожу трейлер по кругу, потом исследую развалины, двигаюсь в сторону города и почти дохожу до оживленной улицы. «Нет, она могла уйти, куда угодно».

Вот только зачем?

Почему Сара ушла?

Что-то выманило ее из дома? Она тоже услышала зов?

Я возвращаюсь к трейлеру и сажусь на ступени. Уже смеркается. Достаю телефон и набираю тетю.

– Да? – Ее голос звучит тревожно. – Ты где, Нея? Тебя целый день не было дома!

Я вздыхаю.

– Ингрид, пропала Сара. Мы у нее дома, пытаемся разобраться, что случилось, так что я задержусь, хорошо?

– Может, тебе лучше вернуться домой? В том районе небезопасно!

– Все хорошо, со мной друзья. Я позвоню, обещаю.

И не дожидаясь нового потока нотаций, обрываю соединение. В следующее мгновение из леса показывается Анна.

– Я должна была это предвидеть! – Сетует цыганка. Она выглядит растерянной и напуганной. – Нельзя было отпускать ее от себя ни на секунду!

Я вскакиваю.

– Наверное, она услышала тот же зов. Наверное, Сара не соображала, что делает.

– Тогда сейчас она на пути к своей смерти. – Женщина входит в трейлер, я – за ней. Она бросает взгляд на часы. – Скоро ночь, и, значит, они вот-вот встретятся.

– Так давайте, скорее проведем ритуал!

– Да. Да… – Анна оглядывает стол, затем обращает взор на мешок, лежащий на полу и придавленный у горловины швейной машинкой. Внутри все еще мечется, хотя и уже не так активно, пойманная птица. – А где дхампири?

– Вы убежали все вместе.

– Тогда нужно ждать его возвращения. Только ему призрак может указать дорогу.

– Ждем.

Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем из леса, препираясь и обвиняя друг друга, выходят парни. Я бегу им навстречу.

– Не нашли?

Они виновато крутят головами. Ульрик темнее тучи и выглядит запыхавшимся.

– Уже смеркается, нужно быстрее провести ритуал! – Кричу я.

И они подрываются, точно по сигналу.

– Закройте дверь. – Просит Анна, когда мы вбегаем в трейлер.

Цыганка взвинчена до предела, но ей приходится взять себя в руки, чтобы подготовиться к главному действу.

– Что теперь будет? Как нам ее спасти? – Голос Улле дрожит.

– Бери птицу. – Тихо говорит женщина.

Парень бросается к мешку, позабыв о том, что еще недавно боялся даже прикасаться к его содержимому. Он выдергивает горловину из-под машинки и запускает внутрь мешка руку.

– Ах, ты… – Изловчившись, парень вынимает бедную птицу.

Ульрик держит ее двумя руками: крепко-крепко. Поворачивается к цыганке. В руках у той короткий топорик с острым лезвием. Она берет птицу за горло и, не обращая внимания на ее попытки кричать и сопротивляться, придавливает ее к столу, и… хрясь!

Мы замираем.

Голова желны откатывается в сторону и падает со стола.

А тело еще продолжает дергаться.

Мы стоим, словно истуканы, и, не дыша, наблюдаем за тем, как кровь медленно и толчками заливает стол. Едва тельце пернатой жертвы перестает шевелиться, цыганка ловко наполняет ее кровью глиняный сосуд, стоящий на столе, и отбрасывает тушку в сторону, словно ненужную тряпку.

– Господи спаси… – Шепчет Ульрик.

Я вижу птичью башку на полу. Мощный длинный серо-белый клюв, красная «шапочка» на макушке и выпученные белые глазенки. Ужас…

– Всем молчать, – приказывает Анна. – Господь тут ни при чем.

Она зажигает свечи, ссыпает в сосуд землю с могилы Эллы, тщательно перемешивает деревянной палочкой, добавляет из какого-то стеклянного сосуда голубоватую жидкость, снова перемешивает, а затем… давясь, пьет.

Фу-у-у…

Глядя, как цыганка борется с тошнотой, я делаю шаг назад. Меня пошатывает от ужаса, ноги становятся ватными. Я вижу, как сереет лицо Улле, как тени от свечей носятся под потолком, как сгущается тьма, а затем… рука Бьорна ложится на мое плечо, и он не дает мне упасть.

«Я тут, я с тобой», – говорят его глаза.