Она выпрямилась, будто на дыбе. Болотно-зеленые глаза потемнели, смотрели перед собой, но не видели ничего. Грудь поднималась тяжело, отрывисто. Глеб, помолчав, тихо уточнил:

– Ты меня слышишь?

Медленно, через силу, покачала головой. Фадеев удовлетворенно вздохнул.

– Тогда повторюсь, чтобы уж точно все отложилось как надо. Не высовываемся. От охраны не отбиваемся. Без особой необходимости с территории усадьбы не выезжаем, а если и выезжаем, то с Юрковым, на выделенном и проверенном автотранспорте. Сотовый берем с собой всегда: на нем, помимо контактных данных, установлены маячки, которые сообщат о твоем местонахождении, даже если батарея разряжена, выключена или демонтирована. Когда я звоню – отвечаем даже из ванны или постели с любовником… Ясно?

Варвара вспыхнула:

– Нет у меня любовника, – буркнула. – Но, ясно, да.

– Хорошо, – он резко встал. – Твой телефон проверят ребята и вернут. Это обычная формальность. На нем могут оказаться жучки, может кто-то из твоих контактов засветился в команде Барановского. Мало ли… Может, он давно готовил ваш переезд к Толмачеву.

Он отвернулся, задумчиво уставился в окно.

– Глеб. А я могу чем-то помочь? – спросила несмело и отвела ведьмовские глаза. – Ну, в расследовании. В работе…

Фадеев отмахнулся, уже доставая из кармана джинсов ключи от джипа и запуская двигатель.

– Лучшая помощь – не мешаться под ногами. Реально, сейчас это важнее.

Варвара хотела сказать что-то на счет лучшей на курсе, и еще про лишнюю пару рук, глаз и лишнюю, совершенно сходящую с ума от безделья голову, но уперлась в усталый, потемневший взгляд Фадеева, напряженные скулы. И промолчала.

* * *

Они молчали всю дорогу домой. Варвара пыталась представить тот мир, в котором живет Толмачев, в котором собирается жить ее мать. Тот мир, в котором травят собаками детей конкурента, убивают ради пароля от компьютера и вычеркивают из жизни из-за невыполненной работы. За каждой копейкой – чья-то судьба. За каждым миллионом – свобода. И ее сегодняшние проблемы с отобранным Фадеевым сотовым – только начало. Так чувствовалось в душе.

В сердце будто потревоженные ангелы трепетали: Варваре все меньше хотелось становиться частью семьи Толмачева.

Глеб исподтишка наблюдал за притихшей девушкой. Темные волосы выбились из-под банданы, легкими змеями вились у виска, лизали изящную шею и небрежно замирали на плечах. Боролся с желанием дотронуться, поправить. И вообще… с желанием. Взгляд невольно скользнул по острым коленкам.

Решение показать ей папку Барановского возникло спонтанно, когда она бесцеремонно вошла в переговорную. И, увидев ужас в округлившихся глазах, он уже успел пожалеть о решении: побоялся, что девчонка устроит истерику, еще и в обморок упадет. Он даже прикидывал в уме, где у него спрятана аптечка с успокаивающим и нашатырём. Получалось, что в машине. А это очень некстати, потому что придется привлекать Татьяну Федоровну. А она, хоть и работает у Толмачева лет двадцать, все равно – чужой человек.

Там, в кабинете, он с опаской наблюдал, как будущая родственница олигарха побледнела, как покрылись красными пятнами тонкая шея и руки, как рот беззвучно хватал воздух, не в силах вобрать в себя ни капли кислорода. Как задрожали пальцы и приподнялись плечи, а взгляд, будто приклеенный к жутким снимкам, стал бессмысленно-стеклянным.

Он оставался таким и сейчас, когда она бессмысленно пялилась в окно на ночную Москву.

Глеб знал, о чем она думала: ее неуверенность и сомнение витало в салоне, затейливым узором ложилось на приборную панель, пробивалось красными габаритными огнями спешащих домой машин. Прорывалось в манере покусывать нижнюю губу, растирать указательный палец и хмуриться. В этой голове сейчас принимается решение. Возможно, главное в ее жизни. И он не хотел мешать. Поэтому молчал. И не предложил заехать поесть: желудок не простил обмана с пирожным, и сейчас подвывал, почти заглушая мерный гул двигателя.

Уже свернув к дому, ожидая пока распахнутся ворота, он проговорил примирительно:

– Варвара, спасибо вам, – его отец всегда советовал просить у женщины прощение, если она виновата, и благодарить, если не знаешь, что сказать, но хочешь оставить о себе приятное впечатление.

Правило действовало безотказно.

И сейчас снова не подвело: девушка повернула к нему голову, уставилась, чуть приоткрыв рот.

– За что? – отличный вопрос, предоставляющий право мужчине говорить. И женщина будет слушать!

Глеб спрятал лукавую улыбку.

– За то, что не устроили истерику, не бросились жаловаться Толмачеву. За то что, сейчас всю дорогу молчали и дали возможность подумать.

Девушка прищурилась, поджала губы. Глеб продолжал:

– Предполагаю, я немного перегнул палку, нагнал страху. Мы контролируем ситуацию, и система безопасности у Толмачева сейчас налажена гораздо лучше, чем даже год назад, – он кивнул охранникам на посту, мягко направился через парк к дому. – Так что вам или вашей матери волноваться не о чем. При соблюдении элементарных мер предосторожности.

– Даже если нет никакой угрозы, ее стоит придумать, чтобы так манипулировать людьми, – Варвара говорила медленно и смотрела с издевкой.

Глеб осекся и подавился следующей заготовленной фразой – про профессионализм своих ребят и про то, что все меры на непродолжительное время.

– В каком смысле манипулировать? Вы считаете, я это все придумал? – он остановил машину у флигеля, в котором жила девушка, повернулся к ней. – Ну, давайте, выдавайте свои соображения, уже заинтриговали. Зачем мне все это? Отработать бабки, которые мне платит за работу олигарх? Обратить на себя внимание голоногой малолетки? Или устроить себе развлекалово с беготнёй по торговому центру? Ну, что замолчали?

Варвара с опаской поглядывала на его напряженную грудь, взбугрившиеся под футболкой бицепсы, крепкий пресс. Взгляд мужчины снова стал острым и холодным как сталь, под ним оказалось неуютно, зябко.

– Если у Толмачева такие враги, то у вас по периметру должны уже стоять головорезы с автоматами, а подъездные пути контролироваться так, что муха не пролетит. Ваша хваленая система безопасности трещит по швам: я выскочила через первую попавшуюся щель, даже особо не стараясь. Так что врете вы все, Глеб Иванович, – она ощетинилась дикой кошкой. – А вот зачем вам это, еще вопрос. Если есть какой-то мотив, конечно.

– А, то есть его может и не быть? – Глеб не знал, как на это все реагировать, но чувствовал усиливающуюся зубную боль, смешанную с желанием придушить пигалицу. Есть женщины, которые не могут оставить его равнодушным. И Варвара Андейчик определенно из их числа.

Девчонка сорвала с головы бандану, сунула в карман.

– Может и не быть. И это означает, что вы просто не умеете делать то, о чем заявляете, – независимо отвернулась, дернула ручку. Уже слыша, как разразился Фадеев хохотом, рванула к крыльцу.