Несмотря на эти предупредительные меры, военные приготовления велись в полнейшей секретности, а потому информация о них вряд ли могла дойти до Лондона.

«Так что внезапное превентивное нападение лощеных британцев на нас маловероятно! — подумал Петр и зло усмехнулся. — И заговор не организуют, как против несчастного Павла!»

Хлопнув ладонью о ладонь, саркастически скривил тонкие губы император, вспомнив подробности того убийства, организованного и проплаченного англичанами. Петр знал, что говорил — имел под державной дланью сразу четыре спецслужбы, начиная от «Третьего отделения собственной Его Величества канцелярии», где старательно пестовали интеллектуалов контрразведки, и заканчивая мордоворотами из «Тайной экспедиции» Сената, которые к пыткам почти не прибегали. Настолько устрашающим был вид этих звероподобных людей, которых даже видавшие виды не иначе как монстрами не именовали.

Император ведал обо всем, что происходило среди аристократии и армии, кроме того, иногда и сам пускал в ход свой «детектор», врать которому было бесполезно.

— Нет, ничего у них не выйдет!

Петр снова усмехнулся, вспомнив вытянувшуюся физиономию английского посла Чарльза Уинтворта, которого на придворном балу он мимолетно прогнал через «детектор лжи» два месяца тому назад и убедился, что тот совершенно не знает ни о тайных, ни об открытых приготовлениях, ведущихся в Лондоне.

Тем более на всякий случай жандармы приставили к нему любовницу, весьма обаятельную даму, очень даже похотливую, с подходящей фамилией — Жеребцова. Их коллеги из соответствующего отдела МИДа в свою очередь завербовали секретаря посла. Потому все происходящее в английской миссии детально освещалось.

Приставленная к послу агентесса трудилась с огоньком, совершенно по-стахановски, рапорты писала обстоятельные, Петр их внимательно читал. Женщина работала виртуозно, иссушая Уинтворта как физически, так и финансово.

Такую рьяную службу император не мог не заметить, а потому даже повелел помиловать ее братца-лоботряса, почтмейстера, ошибка которого привела к случайному пожару на почтовой станции, в результате чего сгорел телеграфный аппарат. Правда, коллежского чина тот был лишен — для профилактики.

— Как там фамилия этого идиота?

Петр нахмурил лоб, старательно пытаясь вспомнить указанную в прошении фамилию.

— Такая простенькая, сама на зубы просится. Короткая, всего из нескольких букв…

Вот только припомнить ее Петр так и не мог, хотя старательно морщил лоб. Разочаровавшись в умственных усилиях, император встал из-за стола, с наслаждением потянулся.

— Ладно, хватит на сегодня размышлений. Сейчас на прогулку отправлюсь, проедусь по окрестностям, а вечерком в баню схожу, косточки пропарю. А то все дела и дела…

Копенгаген

— Проклятые русские!

Горацио Нельсон не верил своему единственному глазу. Линейный корабль «Аврора», по которому дал единственный залп русский корабль с торчащей из палубы дымовой трубой, вспыхнул словно трухлявый сарай, обложенный сухой соломой.

Только сейчас до адмирала дошло, что те страшные пожары, которые он видел пять лет назад в Дарданеллах на английских кораблях, были отнюдь не случайны.

Московиты сумели поставить на свои лоханки не только изрыгающие дым вонючие паровые машины, но и чудовищные пушки с убийственными ядрами, вдвое тяжелее, чем английские, и к тому же снаряженные каким-то чересчур мощным порохом.

Бедную «Аврору» развернуло, и Нельсон прекрасно видел развороченный борт линейного корабля, будто сказочный великан поработал над ним огромным топором. Из раскрытых орудийных портов выплескивались длинные языки пламени, несчастный корабль сэра Хадсона на глазах превращался в огнедышащее жерло вулкана.

— Сэр, что у них за пушки?!

Капитан Трубридж, стоявший рядом, судя по ошарашенному лицу, тоже не верил собственным глазам. Нельсон зло усмехнулся, сжав тонкие губы, лицо исказилось.

— Хорошо, что у них еще мало таких больших орудий! Иначе бы наша эскадра давно была бы сожжена…

Бой шел уже около получаса. Русские оказали ожесточенное сопротивление, причем абсолютно непредвиденное. Линейный корабль «Пенелопа» был совершенно измочален пушками старых русских кораблей, но пока уверенно держался в кильватере.

«Гиацинт» пылал от носа до кормы, «Дюк оф Йорк» потерял грот-мачту, в него попало не менее двух десятков ядер, но корабль остался на плаву, наскоро починился и сейчас шел на помощь гибнувшей «Утренней заре».

— Сэр, смотрите!

Нельсон успел заметить, как над палубой «Авроры», разламывая крепкие дубовые доски, будто спички, взметнулся в небо огромный, длинный язык пламени, раздвоенный, словно жало змеи, и лишь спустя секунду ударил гром чудовищного взрыва.

Шу-ух!!!

Нельсон чуть не присел на корточки. Прямо на его глазах горящая развалина, что прежде была красивым линейным кораблем, гордостью его отряда, разлетелась в ошметки.

Адмирал видел, как по небу летят доски, человеческие тела, какие-то обломки и даже пушки. Да и само голубое небо, казалось, превратилось в густые кембриджские чернила, отсвечивая глянцевой угольной чернотой…

Гостилицы

— Как хорошо! И не подумаешь, что тут резня сорок лет тому назад была жуткая…

Прошлое словно волной прокатилось перед глазами Петра — пороховой дым снова укутал густым покрывалом поле баталии, свирепый рев гвардейцев, идущих в штыковую атаку, оглушал.

По ушам ударил грохот пушек, ржание лошадей, хриплые стоны раненых. И он заново ощутил смрад дымящихся человеческих потрохов, рассеченных острой сталью, солоноватую влагу крови на губах.

Память услужливо переставляла слайды, а Петр заново их просматривал. Зрелище завораживало, затягивало, и лишь неимоверным усилием воли императору удалось отогнать от себя видение. Он закрыл глаза, потряс головой, и морок рассеялся.

— Слава Богу!

Перед ним снова стояла белокаменная часовенка, установленная рядом с братскими могилами. Ее золоченый купол в лучах заходящего солнца отбрасывал багровые отблески, которые кровавыми пятнами ложились на зеркальную ленточку неширокого ручья.

— Сейчас съездим до рощицы, постою немного на новом мостике, ведь прежний Гаврила Державин взорвал…

Петр привстал в стременах, пытаясь разглядеть пойму близкого ручья, где он повел своих голштинских гренадер в контратаку, закрывая брешь, что пробили измайловцы.

Но зеленые верхушки берез той самой рощицы, за которой тогда скрывалась в резерве его личная гвардия, мешали увидеть место побоища, где он свалил известного силача Ивана Орлова.

Дав шенкеля смирной лошади, прекрасно объезженной и чутко понимающей любое касание своего венценосного хозяина, Петр потихоньку съехал с бугра. За ним двинулись два казака, которые всегда сопровождали императора в его «дачных» поездках. Молодые и рослые донцы, его крестники, в чьей верности он никогда не сомневался, не отходили от императора ни на шаг. К ним Петр привык, как к собственной тени.