— Не одна, Оксана. Далеко не одна. У меня график консультаций на два месяца расписан — так что совсем не одна.

— Ну а как те, кто не ходит ни к каким психологам? У нас вон на площадке детской, как послушаешь — так все такие идеальные! Одна своего ребёнка на ментальную арифметику водит, вторая на английский, третья по гастролям с его танцами разъезжает, костюмы такие шьёт, заглядение! По ночам, сама…

— Мы говорили и об этом. Не факт, что у них нет проблем. Просто ты свои решаешь со мной, а они — выливают их на голову детей, мужей и подруг. Ты своих наоборот бережёшь. Всем бы так поступать, как ты, Оксан.

Эти слова ее снова немного успокаивают — если ее «блажь» идёт на благо семьи, значит, это и не блажь вовсе, а хорошее дело.

— Ну, хорошо. Тогда все, все не психую. Извини меня, Женечка.

— Тебе не за что извиняться. Я здесь, чтобы слушать тебя, в любом настроении.

— Ладно… Все, проехали. Нет проблем так нет проблем.

— Ну, если нет проблем, делись радостями.

Вижу, что Оксана ещё что-то хочет мне сказать — ее нервозность связана не только с непривычным местом выхода на связь.

— Да какие радости… — вздыхает она. — Стульчак вот мягкий купили на унитаз, хорошо сидеть на нем, жопа не болит. А то совсем бы отвалилась, пока мы с тобой тут ассистируем.

Смеюсь вместе с ней, пытаясь ни взглядом, ни мимикой не выдать своей уверенности, что на целый час в туалете ей вряд ли не удастся спрятаться. Пусть это единственное, запирающееся на замок место в доме, но уж слишком оно востребовано. И сегодняшнюю встречу придётся разбивать на две. Потому что главное условие — спокойствие для сеанса — не соблюдается.

— Что еще. Старшей курточку купили — хорошая такая, знаешь, межсезонная, по первым холодам бегать можно. Коляску присмотрели.

— Коляску?

— Да, колясочку. Они сейчас легкие такие, цветные, красивые. Одно загляденье. И на четвёртый этаж можно на руках вынести, это не то, что раньше было, когда у меня вены лопались. Сашка же на работе с утра до вечера, вот я и… Да что там, я же тебе рассказывала.

— Да, рассказывала. А вот зачем вам новая коляска — не рассказывала.

— Ну… как… — Оксана, смущенно опускает глаза и по ее щекам снова разливается румянец. Я прекрасно знаю, что она сейчас скажет, но продолжаю молчать, дав ей возможность самой произнести это вслух.

— Ой, не знаю… Жень. Думала ничего не говорить, но раз уж проболталась — не заругаешь, нет?

— Оксана. Я твой психолог, а не воспитатель. Считай, что я как адвокат. Всегда на твоей стороне. Лишь бы ты сама не играла против себя.

— Ну… раз так. Вот я знала, Женечек, знала, что тебе можно довериться. Родителям еще ничего не говорила, хотя они вряд ли будут против. А вот соседи, всякие клуши со двора и с детской площадки… Вот те кости перемоют. И так бурчат, что мы не все взносы в ОСББ сдаём — а куда мне сдавать на новые лавки и на клубмы, когда у меня дети на море два года не были! Вот и поедем. Обязательно поедем в этот раз. И пусть все хоть удавятся. А то дальше нельзя уже будет, да и на следующий год, когда ребёночек грудничком будет… Это они еще не знают, что у меня психолог есть свой, личный! Как у звезды! Я, конечно, хвастаюсь, что мне Саша подарки всякие делает, но что за психолога платит — нет, не буду. Завидовать начнут, сглазят ещё.

— Оксана.

— А так поднапряжемся немного. И выкрутимся. Все вместе, на то мы и семья.

— Оксана. Ты так и не ответила на мой вопрос.

— А, это. Ну… это. Да ты ж сама все поняла, не маленькая уже. И у самой дети есть. Что там Мика, кстати? На каникулы скоро приезжает или нет, а? Итальяночка твоя? Ей, наверное, все в диковинку у нас тут не так, как она привыкла. Вот ты молодец, Жень, всем тебя в пример ставлю. Говорю, есть у меня такая подруга — все для своей дочки делает, все самое лучшее даёт. За границей учится, за границей и жить будет. И мы нашим, как сможем, поможем. Главное у них уже есть — материнская любовь. И отцовская тоже. Пусть, не в Италии, а здесь… Но — поедут, поедут. И они как нибудь мир посмотрят…

— Оксана! — немного повышаю голос, легко постукивая ладонью по деревянной крышке стола, чтобы остановить ее, отвлечь внимание на себя. Оксана опять начинает уходить в многословие, истеричных нотки в её голосе нарастают, она говорит быстрее, взахлёб, по-прежнему избегая произнести ту самую счастливую новость, которую никак не может облечь в слова.

— Скажи мне главное. Я так понимаю, у вас в семье скоро будут большие перемены?

— Да… — на ее глазах блестят слезы. Не знай я всей ситуации, я бы даже смогла поверить, что это от счастья. — К лучшему.

— И?

— Ну, что, Женечек… Вот так оно и вышло. За четвёртым мы с Сашкой пошли. И, кажись, удачно.

— Кажись?

— Ну, сама знаешь, загадывать рано, надо сначала выносить и родить. Но сейчас вроде все хорошо. Врач подтвердил.

— Значит, ты беременна, Оксана?

— Я… — ее слова сопровождает глубокий вдох. — Выходит, что да. Беременная….

— Какой срок, если не секрет?

— Во… восемь недель. Уже, если что, поздно.

— Поздно для чего? Для прерывания?

— Да. Ой, типун нам обеим на язык, это так… не по- человечески как-то. Даже думать об этом.

Не буду акцентировать ее внимание на том, что она сама первая обратила внимание на возможность аборта, просто согласно киваю и задаю новый вопрос:

— Саша доволен?

— Сашка? — оживляется Оксана. — Ну, да, конечно. И, вообще, Жень, кто его спрашивать будет? Сама же знаешь — если женщина захочет родить, то найдёт способы. А мужики эти… Они и не решают ничего в таком вопросе. Хоть зелёной писюн намажь, если нам надо ребёночек — мы все равно возьмём свое.

— Ма-ама-а-а!! — снова вмешивается в нашу беседу новый голос, на этот раз высокий, детский. — Я ка-акать хочу!

— Так сядь на горшок и посри! — отчитывает ребёнка Оксана, но теперь в ее голосе нет злости — больше усталой раздражённости.

— Я не найду-у горшо-ок, его Ли-за забра-ала!

— Лизка, зараза! Выйду — отлуплю!

И снова несколько секунд нашего молчания — я жду реакции от Оксаны, Оксана ждёт реакции от ребёнка:

— Я ту-ут сейчас ся-яду! Си-ильно какать хо-очется…

Мельком бросаю взгляд на таймер — до конца сеанса еще двадцать пять минут. Что ж, где-то так, как я и рассчитывала. Никаких сюрпризов.

— Жень. Ну вот что с ними делать, а?

— Может быть, прервёмся?

В другое время я бы не стала принимать решения за нее. Я бы ждала и подталкивала ее к какому-либо выводу, делать которые самостоятельно она очень не любит, и мы учимся этому вместе — тяжело, через сопротивление, но учимся. Но сейчас я чувствую, что должна вмешаться. Оксана и так на взводе, несмотря на «хорошие новости». Боюсь, если я начну вводить ее в еще больший стресс, выйдя, она сорвётся на детях.