– Ты будешь изображать дворянина, – говорил мне лорд Эшкомб, пока слуги герцогини носили багаж к каретам, предназначенным доставить нас в Дувр. – Очевидно, что миссия ваша опасна. Поэтому я хочу, чтобы ты носил шпагу.

Я распахнул глаза.

– Но я ученик. Мне нельзя шпагу.

– Меня не волнуют правила гильдии Аптекарей. Отныне ты будешь делать то, что велю тебе я. А я говорю, что у тебя должна быть шпага. В Париже запрещено носить оружие всем, кроме солдат и дворян, а на солдата ты не похож. Итак, поздравляю: теперь ты барон Чиллингем.

Я моргнул.

– Но… Ведь барон Чиллингем – это вы?

– Уже нет. Прошедшим летом умер мой отец, так что я стал маркизом. Баронский титул перешёл к моему внуку. Он всего на пару лет моложе тебя, и его тоже зовут Кристофер. Это будет отличная маскировка. Ты – Кристофер Эшкомб, внук одного из ближайших соратников короля.

Я не знал, что и думать.

– А если кто-то поймёт, что я самозванец?

– Это Франция. Большинство там даже не слышало о Чиллингемах. А те, кто слышал, знают меня, а не моего внука. Ты в безопасности. Однако придётся держаться как подобает дворянину.

– И как это?

– Просто веди себя так, словно весь мир принадлежит тебе. – Эшкомб кивнул на Тома, помогавшего загружать кареты. – Он твой личный телохранитель, потому носит твои цвета. Но главное: ему тоже не возбраняется иметь оружие. Я отправлю с вами моего старого наставника, чтобы он по пути немного обучил Тома, и тот не выглядел бы с клинком полным идиотом.

От всего этого у меня голова шла кругом. Что до Тома – несмотря на его гордое заявление о службе королю, он отнюдь не горел желанием отправляться в поездку. Той ночью он пришёл ко мне, заламывая руки. Я как раз вынул Бриджит из клетки, чтобы покормить её.

– Что я наделал? Что я наделал?

– Всё с нами будет хорошо, – заверил я Тома, хотя моё собственное сердце трепетало как крылья голубки.

– Я не могу ехать во Францию, – сказал он. – Я даже не говорю на их языке. Как мне там жить?

– Ты будешь со мной. Я тебя не брошу.

– Но я не хочу в Париж! Там полно иностранцев.

– Вообще-то, в Париже иностранцами будем мы.

– Англичане не могут быть иностранцами, Кристофер.

– Но ведь… Э, ладно, забудь.

Мне в голову пришёл только один способ его утешить:

– По крайней мере, ты выучишься владеть шпагой.

Том просиял.

– Точно!

Однако вскорости выяснилось, что обучение не столь приятно, как он воображал.

Учителя фехтования звали сэр Уильям Лич. У него были коротко подстриженные, белые как снег волосы и проницательные глаза. И хотя сэр Уильям давно уже вышел в отставку, он сохранил военную выправку.

Когда они впервые встретились, Том нерешительно остановился, и старик оглядел его с головы до ног. А потом сказал:

– Каждый ребёнок, полагает, что шпага – это игрушка. Неверно. Шпага – великолепное оружие, и для солдата она должна стать продолжением руки. Я научу тебя уважать её. Нет, учить тебя управляться с ней я не стану – на это уйдёт целая жизнь, чего уж говорить о двух неделях? Но я покажу парочку приёмов, чтобы ты не опозорил меня, когда вытянешь клинок из ножен.

Том посмотрел на меня. Он явно занервничал ещё сильнее.

– Вот как будут проходить наши занятия, – продолжал сэр Уильям. – Пока мы путешествуем, я стану показывать тебе что-то новое каждый день. А вечером – проверять, как ты усвоил урок. И вот как я буду это делать: возьму собственную шпагу и исколошмачу тебя до полусмерти.

Глаза Тома расширились.

– Ты будешь плакать, – сказал сэр Уильям. – И умолять. Умолять, чтобы я прекратил. Но я не прекращу. Если не хочешь, чтобы тебя просто-напросто избили, – придётся научиться защищаться. Понял? Ну и отлично. Тогда начнём.

И они начали. Лорд Эшкомб заказал одну открытую повозку, чтобы Том мог тренироваться даже в дороге. Сами уроки выглядели отлично. Том, само собой, поначалу был неуклюж – он ведь никогда не держал в руках ничего опаснее скалки. Но как же хорош был сэр Уильям! Он объяснял всё доходчиво и, несмотря на свою жёсткость, оказался удивительно терпелив. Ни разу не прикрикнул и не выругался, пока Том изо всех сил старался усвоить разнообразные удары, защиты и парирования, которым обучал его старый фехтовальщик. Это было утомительно. Тренировки длились часами. Том натужно пыхтел. Рука его утомлялась, мышцы болели. Тем не менее некоторое время спустя он начал усваивать кое-что из науки сэра Уильяма, и я невольно ощутил острую зависть, потому что меня-то не ожидали уроки владения шпагой.

В тот первый вечер, на закате, наши экипажи остановились возле гостиницы, где мы должны были провести ночь. После ужина Том снова начал тренировку. Оставался последний час до темноты.

– Ладно, Бейли, – сказал сэр Уильям. – А теперь будем биться взаправду.

Том испуганно указал на шпаги:

– Этим?

– А чем ещё, по-твоему? Букетом ромашек?

– Но… Ими ведь можно ранить?

– Подумаешь, пара царапин. Это всего лишь тренировочное оружие. Скукота. И я буду бить тебя плашмя.

– Но что если я задену вас?

Сэр Уильям откинул голову назад и расхохотался.

– Смешной ты, Бейли. Определённо, ты мне нравишься.

И они начали. Сэр Уильям, верный своему слову, бил Тома лишь плоской стороной клинка. Заинтересовавшись, я принялся наблюдать; несколько минут спустя я лишь поглядывал на бой сквозь пальцы, закрыв лицо руками. Салли, тоже желая поглядеть, сбежала из кружка женщин, окружавших Миэтту, но очень скоро вернулась обратно. Я не мог её винить.

Бедный Том! Вскоре на нём не осталось живого места. Я видел, что делает старый учитель фехтования. Он действительно использовал лишь приёмы, которые показывал Тому в тот день. Но Том, не привыкший к этим играм со шпагами, не всегда мог парировать достаточно быстро. После второго удара промеж ног он рухнул на землю и завыл:

– Аааааааауууууууу!

Сэр Уильям отвёл свой клинок.

– Ты прав. На сегодня достаточно. Не забудь вытереть шпагу, прежде чем убрать её в ножны.

Уходя, он кивнул мне:

– Эшкомб.

Том лежал на траве, свернувшись клубочком. По его щекам текли слёзы.

Я вынул из пояса флакон с корой ивы и поставил воду кипятиться на костре.

Том был не единственным, кому в этом путешествии досталось от шпаги. Когда лорд Эшкомб вручил мне клинок, который следовало носить в Париже, я ощутил бурный восторг. Я повесил шпагу на пояс и гордо фланировал с ней весь день напролёт. Чего я сперва не осознавал – так это того, сколько неудобств доставляет этакое украшение. Шпага мешала мне. Стоило мне повернуться – и я цеплялся ею за что-нибудь. Сидеть было мучением. А при ходьбе шпага всё время била меня по ноге. И жутко оттягивала пояс. Через несколько дней Том сказал, что начал привыкать к этому, но я по-прежнему снимал шпагу по вечерам, когда садился читать.