ними? Что стало с законом о частной жизни? Затем она думает о Солан. Кеке уверена, что СурроСестрам пришлось отказаться от права на неприкосновенность личной жизни, как и от прав на свою матку.

Кеке пролистывает тысячи видео. У нее складывается ощущение, что она смотрит реалити-шоу. Что они ищут? От всего этого у Кеке ползут мурашки.

Но ей нужно забыть о своих чувствах в отношении девушек, хотя бы пока, и сконцентрироваться на том, чтобы найти того, кто подложил отравленное пасхальное яйцо. Она делает автосортировку видеофайлов в хронологическом порядке, а затем сосредотачивает усилия на тех клипах, что датированы временем за тридцать шесть часов до атаки. Даже после сужения критериев поиска, остается больше двух тысяч видео.

СурроСестры спят.

Идет урок лепки.

Две сестры пьют чай.

Группа сестер вяжет одежду для младенцев.

О, Боже мой. Как они остаются в здравом рассудке?

Если бы Кеке оказалась там, она бы начала биться головой об одну из этих безупречных стен. Она чувствует, как ее мозг атрофируется, просто наблюдая за ними.

Два с половиной часа спустя, Кеке находит видео, на котором Джони идет по саду.

Наконец-то!

Кеке морщится, когда СурроСестру жестоко рвет. Взгляд Кеке быстро устремляется к наполовину съеденной миске лапши, и она отодвигает ее в сторону.

Джони находит розовое сладкое яйцо, и Кеке наблюдает за тем, что происходит дальше сквозь неплотно сомкнутые пальцы. Джони подбирает яйцо, любуется им, кажется задумавшейся, а затем происходит вспышка, и экран становится белым.

У Кеке уходит еще одиннадцать часов на то, чтобы найти нужное видео. К этому времени, ее слюни практически капают на тачпэд, а ее мозг настолько мертв, что она не удивится, если из ее глаз польется кровь. Спина будто охвачена огнем, но это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме клипа, который она проигрывает снова и снова.

Она звонит Кирстен, которая сразу же берет трубку.

— Ты них*я не поверишь.

— И тебе привет, — язвит Кирстен.

— Я хочу сказать тебе два слова.

— Не могу дождаться, когда услышу их.

— Работа. Изнутри.

— Что? Я понятия не имею, о чем ты.

— Нападение на Сигму. Они это сделали.

— Кто это они?

— Кто-то из СурроСестер.

— Это не имеет никакого смысла, — отвечает Кирстен.

— Я знаю. Но я нашла доказательство.

— Я слушаю.

— У меня есть видео, на котором то яйцо подкидывают на тропинку.

— Невозможно. Откуда?

— Ты недооцениваешь мои безумные навыки сыщика, — говорит Кеке.

— Все равно. Невозможно. Только если ты не… проникла туда. Но это же невозможно. Все знают, что это невозможно. Боже правый, Кеке, ты туда проникла? Ты хоть знаешь, что минимальное наказание за это…

— Это того стоило.

— Ты, похоже, очень хочешь получить эту еб*ную историю.

— Конечно, я хочу получить эту еб*ную историю! Она станет сенсацией года!

Кирстен раздраженно фыркает.

— Тебе не следовало так поступать, Кеке. Это слишком опасно! — разозлилась Кирстен.

— Я знаю, но…

— Но ничего! Ты же слышала те слухи… о том, что происходит в Крим-колониях. Я не вынесу мысли, что тебя запрут в…

— Послушай…

— Не желаю ничего слышать! Вломиться в клинику это одно, а…

— Я лишь хочу сказать, что…

— Что?!

— Мы можем поговорить об этом за бокальчиком?

— Буду там через двадцать минут.

Глава 12

Матерь божья

— Все равно не складывается. Зачем кому-то в «СурроТрайб» желать причинить вред одной из своих?

Кеке с остекленевшим после безумного длинного дня и третьей стопки виски взглядом пожимает плечами.

— Потому что люди уроды?

— Но они все считаются безупречными. Они изучают претендентов и принимают в свои ряды всего где-то один процент. СурроСестры должны превосходить других морально, интеллектуально и физически, так?

— Ну, так утверждает их пиар-компания, — замечает Кеке.

— А мы все знаем, что пиар-компании не всегда говорят правду.

— «Фейк Ньюз Централ».

— Именно. На прошлой неделе Бодум-Сентори попал в новости за распространение фальшивого видео. Они буквально слепили 4D-HD ролик, в котором Банановый босс раздает еду в Техасе.

— Дай отгадаю, Банановый босс никогда не был в Техасе.

— Верно. Они просто переделали видео какого-то другого бедолаги. Заменили его голову на голову Босса.

Кеке щелкает языком.

— У некоторых нет стыда.

— А чего ждать, — спрашивает Кирстен, — от человека с прозвищем Банановый босс?

Кеке усмехается.

— И то верно.

Они вдвоем вздыхают.

— Как теперь во что-либо верить?

— В том-то и дело, — говорит Кеке. — Я знаю, ты считаешь меня слишком амбициозной…

— Слишком безрассудной, — поправляет Кирстен. — Большая разница.

— Неважно, но я делаю это не только ради карьеры, знаешь ли. Я раскапываю правду, потому что это важно. Потому что это то, кто я есть. Потому как, если у нас не будет правды, то, что тогда у нас останется?

— Ладно, — отвечает Кирстен, наливая новый бокал. — Ладно. Я поняла. Я перестану отчитывать тебя, пока что.

Кеке возводит глаза к небу и беззвучно преувеличенно произносит: «Спасибо».

— Так ты утверждаешь, что какая-то СурроСестра заточила зуб на Джони, или же за этим стоит вся организация? Они пытались избавиться от нее по какой-то причине? Потому что, знаешь ли, все они вызывают у меня странное чувство.

Держа бокал в руке, Кеке показывает пальцем на Кирстен.

— Я знаю, ясно? Они похожи на сектанток. Мне было не по себе там.

— Мне кажется, все дело в этой безупречности. Словно они одержимы идеей невинности.

— Думаю, того требует бизнес.

— Вероятно, все к этому и сводится.

— Мне это тоже не нравится, но я вижу, зачем они так поступают.

— Знаю.

Кирстен скрещивает руки и переводит взгляд на потолок.

— Если бы кто-то девять месяцев носил моего нерожденного ребенка, я бы хотела удостовериться, что она не наркоманка со склонностью к грязному сексу с незнакомцами.

— Именно. И что у нее хорошие гены.

— Боже, да.

— Если СурроСестра передает ребенку свои гены, то ты захочешь ту, что с хорошими.

— С лучшими.

Кеке громко вздыхает и отпивает от своего напитка. Моргает, словно желая прояснить взгляд уставших глаз.

— Все это хреновая ловушка, скажу я тебе.

— Что все?

— Весь этот бред с продолжением рода. С самого начала ты становишься рабом этого ребенка.

— Это слишком мелодраматично, не находишь?

— Я серьезно. Ты будешь все время одержима мыслью, что должна дать своему ребенку все самое лучшее. Не похоже на счастливую жизнь.

— А ты знаешь, что такое счастливая жизнь, о, Мудрейшая?

— Нет, но я знаю, чего хочу. Кем хочу быть… и это уж точно не включает маленьких спиногрызов, висящих на моих ногах и требующих, чтобы я купила им то, что нельзя. Вот поэтому ты не увидишь меня сюсюкающейся с младенцем