Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя нет, пришлось ей признать, не совсем без надежды. Европейский Союз наконец-то одобрил новый статус ассоциированного члена и предлагает его ключевым государствам Африки. Вероятно, первыми ассоциированными членами станут Марокко и Алжир, средиземноморские страны, исторически связанные с Европой, — теперь, когда Турция показала всем, что исламские страны могут уживаться с древними государствами крестоносцев. Через Сахару прокладывались нефтепроводы, впервые погнавшие на Ближний и Средний Восток нефть с неожиданно богатых месторождений Западной Африки.
Трубопроводы принесли с собой работу и новое стратегическое значение в районы Африки к югу от Сахары. Там многое менялось, впервые за многие столетия. Но Эбан втайне считала, что для Зефры всего этого слишком мало, да и слишком поздно.
— Эбан Ишанги? — Она подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит военный в офицерской форме. Он протянул ей руку. — Мартин Хатчисон. Мне сказали, что вы наш эксперт по местным диалектам Зефры.
— Полагаю, что да, хотя прошло уже много лет…
— Хорошо. У нас на месте возникла проблема, и нам нужен переводчик.
Она позволила себе слабую улыбку, следуя за ним к одному из закрытых конференц-кабинетов со стеклянными стенами.
— Ваши программы перевода[133] с этим не могут справиться?
— Слишком важный случай, чтобы полагаться на машины, — сказал Хатчисон. — Как бы то ни было, — неохотно добавил он, — этот конкретный диалект им не по зубам.
Они уселись, и он перевел видеоканал в кабинет. Казалось, словно изображение плавает в нескольких дюймах[134] перед пустой офисной стеной, но верхний свет его все же глушил.
— Нельзя ли сделать потемнее? — спросила Эбан. Хатчисон кивнул и махнул рукой в потолок. Свет потускнел.
Теперь Эбан могла чуть лучше разглядеть изображение, но оно, прямо сказать, было не лучшего качества: зыбкое, зернистое и слишком контрастное. Постепенно она поняла, что темное пятно в центре квадрата — это лицо молодого человека, может быть, даже мальчика. Он ругался на исковерканном банту, которого Эбан не слышала уже много лет.
При звуках языка на Эбан нахлынули воспоминания — и приятных из них было мало.
— Что он говорит? — спросил Хатчисон.
— Вам лучше не знать, — покачала она головой.
— Вам знаком язык?
— О да. Он мне знаком. — Это был диалект трущоб Зефры, языковая смесь банту, французского и английского. Программы языкового перевода должны были бы справляться с этим, подумала она, но акцент был настолько резким, что даже английские слова почти не узнавались.
— Это видеопоток от сержанта Кэмпбелла, он командир патрульного отделения, прижатого в центре Зефры, — сказал Хатчисон. — Мы бы хотели, чтобы вы поговорили за него с этим парнишкой.
Она смерила офицера взглядом:
— Допрос.
Хатчисон помотал головой:
— Беседа. Программа распознавания мимики в НШД Кэмпбелла определит, когда он будет врать[135]. Нам просто нужно понять, что он нам говорит.
Она нехотя кивнула. Нежелание шло не столько от того, что приходится допрашивать мальчишку: если это один из тех, кто взорвал станцию помощи, то на карте могут стоять человеческие жизни. Слышать снова акцент трущоб — вот что раздражало.
Все они так никуда и не делись — картонные лачуги, грязные переулочки, места, где с легкостью могли изнасиловать и убить. Оставив их за спиной, избавиться от них она так и не смогла.
Эбан глубоко вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Включайте их.
Майор Моне положил телефон и поморщился, уставясь в пространство. Ситуация становилась все занятнее. У него изолировали патруль в центре города, еще два завязли на станции медпомощи, а не расходящиеся флеш-мобы отрезали их всех от подкрепления. А теперь, похоже, в дело вмешались вояки из хаоса, который когда-то был Чадом. Вблизи границы маневрировало полчище тойотовских грузовиков с пулеметными установками в кузовах, а полевые командиры выступали в Интернете с дерзкими угрозами, заявляя, что коалицию в Зефре ждет страшная участь. Никто не сомневался, что они положили глаз на нефтепроводы к западу от города. Но трубопроводы хорошо охранялись, и вояки просто не могли захватить их без поддержки из самого города.
Пока он размышлял над этим, на панели появилось новое сообщение.
Один из ботов-нюхачей, которых он послал прочесать каньоно-подобные улицы города, обнаружил следы взрывчатки.
— Десаи? Покажите мне это место.
— Выполняю, сэр.
Через несколько мгновений он смотрел на кадр, показывающий с головокружительной высоты улицы Зефры. По центру серой сетки из тротуаров и голой земли расположился уголок, где припарковалась одинокая машина.
— Это возле территории Красного Полумесяца, — сказала Десаи.
— Как давно она там стоит? Перемотайте[136] нашу запись.
Наступила пауза. Затем Десаи сказала извиняющимся тоном:
— Она там стоит по меньшей мере два дня. Больше в буфере не помещается.
Как давно они это планировали?
— Нужно очистить территорию, — сказал он. — Вызовите саперов и сообщите людям из Полумесяца. Но до того, как кто-то выдвинется на точку, в этом районе нужно начинать шифровать все радиосигналы[137].
Эта операция явно планировалась уже давно, размышлял он. По всей вероятности, ее приурочили по времени так, чтобы сорвать намеченные выборы — или же? Мишенью не стал ни один из новых избирательных участков.
Город и так был на взводе; кампания коалиции по по привлечению сердец и умов, похоже, не работала. Меньше всего им сейчас требовался сценарий «непредсказуемого фактора», но именно он, судя по всему, и развивался.
«Пора выяснять, что творится», — решил он. И пора подтягивать все ресурсы, которые он сможет мобилизовать.
— … Вам лучше не знать, как он вас только что назвал, — сказала специалистка по культуре. Судя по голосу, она развеселилась. Кэмпбелл бросил взгляд на парня. Он расспрашивал того уже несколько минут подряд, причем по-французски, поскольку машинные переводчики настаивали, что подросток время от времени скатывается на этот язык. Но все его вопросы встречались либо каменным молчанием, либо яростными проклятиями.
Они устроились на первом этаже здания, в офисном помещении со старыми деревянными столами и большими портретами недовольных бородатых мужчин на стенах. Даз стоял над пареньком, а Маршан