родительская помощь была ресурсом, доступным далеко не всем молодым офицерам: П. А. Тучков, выходец из старинного московского дворянского рода, многие представители которого отличились на военной службе, впоследствии сенатор и член Совета Николая I, описывает, как после 1812 года для его отца настали тяжелые времена и, разбитый долгами, он был вынужден продать свои дома и подмосковную картинную галерею, а также свое солидное имение в Тульской губернии. Это означало, что, в отличие от Топчиева, молодой Тучков должен был научиться жить по своим скромным средствам, и, действительно, были времена, когда он «ограничивался одним своим жалованьем по службе»[142].

Как правило, домашнее обучение было сосредоточено на русской грамматике, математике, одном или двух иностранных языках и самом общем изучении литературы, истории и географии. Это давало образование, намного уступающее более систематизированной программе гимназии[143]. У Александра Пушкина было очень определенное представление о его недостаточности: «В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное: ребенок окружен одними холопями, видит одни гнусные примеры, своевольничает, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести». Эту точку зрения разделяет Дюмон, чья запись в дневнике 1803 года зафиксировала, что «дети, воспитываясь в деревнях, приучаются к грубым нравам и воспитываются крепостными; их то бьют, то балуют, не имея к тому и другому ни повода, ни основания»[144].

Пушкин считал ошибкой не давать знаний молодым дворянам о природе российского самодержавия и альтернативных политических системах, принятых в других странах, или о революционных идеях и республиканизме, которые, по его мнению, лучше подготовят их для их будущей карьеры на государственной службе[145]. Это, безусловно, справедливый комментарий: если бы поколение декабристов было лучше осведомлено о Французской революции, ее терроре и ее последствиях, сами декабристы хорошо задумались бы о целесообразности попытки ввергнуть Россию в аналогичную катастрофу вместо того, чтобы мирно продвигать те социальные и политические реформы, поддержка которых нарастала в посленаполеоновские годы правления Александра I, времена так называемой аракчеевщины.

Тем не менее только у детей из благородных и зажиточных семей был шанс получить всестороннее базовое домашнее образование, и только в том случае, если их родители позаботились об этом. Как и в наши дни, роль родителей в определении курса обучения своих детей была решающей. Как выразился П. М. Майков, цитируя Н. С. Мордвинова в своей статье 1905 года об адмиральском архиве, именно попечения родителей об образовании своих детей и, прежде всего, их собственный пример закладывали основы любых положительных качеств в жизни: «дом родительский есть начальное училище», особенно для дочерей в семье, у которых было меньше шансов получить формальное образование в дальнейшем. Но даже в этом случае, утверждал Мордвинов, родители были вправе ожидать поддержки от «правительства самовластного, в котором воля государя и его пример имеют необыкновенную силу, [и которое] не лишено способов вспомоществовать и домашнему воспитанию своего народа»[146]. В семье Пестелей, например, родители, очевидно, воспринимали «воспитание детей как священный долг в прямом смысле этого слова»; более того, они считали своим безусловным долгом перед государством следить за тем, чтобы их дети были надлежащим образом образованы[147]. Однако, по мнению С. А. Корфа, такие родители были исключением: если кто-то и был виноват в том, что молодое поколение дворян было плохо подготовлено к вызовам современной эпохи, так это их родители, «воспитывавшие своих детей в праздности и специально культивировавшие в них убеждение, что работа не дворянских рук дело»[148].

Немногие дворянские мемуаристы этого периода в деталях описывали свое домашнее образование, но есть одно или два исключения. В своих воспоминаниях С. А. Тучков подробно освещает эту сторону жизни дворянской усадьбы. Он описывает, как его «учили читать по старинному букварю и катехизису, без всяких правил», и именно так большинство дворян средней руки начали свое образование. У него было два учителя, дьячок и солдат, ни один из которых не знал, как сделать свои уроки полезными или интересными. Точно так же П. А. Вяземский жаловался на качество своих наставников, которые были иностранцами, а также на полное отсутствие учителей — носителей русского языка. Сергею Тучкову, однако, повезло больше других: ему преподавал немецкий лютеранский пастор, хотя его учитель русского языка «ни малейшего понятия не имел ни о грамматике, ни о правописании»[149].

Воспоминания М. А. Дмитриева, воспитанника Благородного пансиона при Московском университете, дают интересную картину культурного уровня провинциального дворянства его детства в первое десятилетие XIX века. Дома его не учили русской грамматике, потому что некому было учить ее: «Никто не знал даже правописания». Что касается религиозного обучения, изучение катехизиса было сочтено ненужным. В деревне было два священника, но оба они были неграмотны и совершенно не имели представления о церковных догматах. С другой стороны, у деда Дмитриева была большая библиотека, включающая произведения по истории, путешествиям, романы и сочинения русских писателей, но не было ни одной книги по религии или духовным вопросам. Получить Библию было невозможно, и Дмитриеву довелось увидеть экземпляр только тогда, когда она была опубликована Русским библейским обществом, основанным А. Н. Голицыным в 1812 году и к которому в феврале следующего года присоединился царь Александр I. Тогда дед Дмитриева приобрел Библию для своей библиотеки, но так и не прочел ее, а Псалтирь считал «только годным читаться по умершим». В то же время в его библиотеке все же было трехтомное собрание сочинений Вольтера, а также русский перевод его рассказов. Дмитриев завершает свой рассказ о домашнем воспитании на иронической ноте: «Чего было ожидать от такого воспитания?»[150]

Пути карьерного роста и социальная мобильность

Были и другие родители, которые мудро выбрали более плодотворные образовательные пути для своих сыновей и дочерей, способствовавшие повышению их социального статуса. Так, например, М. С. Воронцов (р. 1782), отец которого был послом России при Сент-Джеймсском дворе, провел детство и раннюю юность в Лондоне, где получил прекрасное образование. Будущий генерал и начальник штаба 2‐й армии И. В. Сабанеев (р. 1772) поступил в Московский университет, который окончил в 1791 году. «Даровитый от природы, Иван Васильевич получил в университете солидное образование, много способствовавшее его служебным успехам впоследствии и дальнейшее развитие которого создало ему репутацию образованного и сведущего человека»[151]. Четыре сына влиятельного литературного деятеля и выдающегося масона И. П. Тургенева, который сам окончил Московский университет, получили образование сначала дома, а затем в Благородном пансионе при Московском университете. Старший из них, декабрист и политэконом Николай Иванович (р. 1789), поступил в университет, директором которого с 1796 года