Пока ланч продолжался, я слушал разговоры, оплакивая объемы строф, которые мне предстояло выучить. Мы должны читать свои реплики из «Цезаря» наизусть, а первая репетиция состоится через неделю. Конверт на коленях казался тяжелым. Если я – Банко, то кто же Макбет? Я наблюдал за Джеймсом: он сидел напротив меня. Мой друг молчал, не особо прислушиваясь к разговору. Я перевел взгляд на Мередит, на пустой стул Ричарда и не мог избавиться от ощущения, что баланс сил каким-то образом поменялся.

Занятия по борьбе проходили после ланча в репетиционном зале. Мы вытащили из кладовки потрепанные синие маты, расстелили их на полу и принялись вяло потягиваться, ожидая Камило. Этот молодой испанец, чья темная бородка и золотая серьга делали его похожим на пирата, был нашим хореографом и тренером по пластике.

Занятия пластикой на втором и третьем курсах включали в себя танцы, клоунаду, этюды, когда мы подражали повадкам животных, а также всю базовую гимнастику, которая могла понадобиться актеру. Четвертый курс был посвящен борьбе. Мы уже выучили несколько основных приемов для «Сна в летнюю ночь», а Ричард еще на втором курсе успел немного изучить кое-какие боевые приемы, чтобы сыграть Чарльза в постановке «Как вам это понравится» на третьем курсе.

Однако мы чувствовали себя очень неуверенно. Первый семестр был посвящен рукопашному бою. Второй – фехтованию.

Камило пришел ровно в час дня и, поскольку был понедельник, выстроил нас для взвешивания. Он также являлся нашим тренером и оказался доволен моими успехами за лето – в отличие от Гвендолин.

– Неплохо, – сказал он, когда я шагнул на весы. – Ты набрал пять фунтов с начала семестра. Ты придерживаешься расписания, которое я тебе дал?

– Да, – кивнул я, что в основном было правдой.

Предполагалось, что я должен регулярно бегать и качаться, хорошо питаться и не пить слишком много. Мы единодушно игнорировали политику Камило в отношении выпивки.

Он хлопнул меня по плечу немного сильнее необходимого и добавил:

– Придерживайся той же планки, но не перенапрягайся. – Он наклонился ко мне, будто желая поделиться секретом. – Для Ричарда нормально выглядеть, словно Халк, – произнес он. – Но буду говорить начистоту: у тебя нет подобного метаболизма. Не снижай потребление протеинов, придерживайся распорядка и сможешь оставаться стройным и неплохо прокачанным. Ты отлично выглядишь.

– Спасибо. – Я спустился с весов и позволил Александру (он был выше меня, но тоже очень худой, поскольку никогда не завтракал и не мог бросить курить) занять мое место.

Я посмотрел в одно из зеркал, занимавших целую стену зала, и увидел свое отражение. Я был достаточно подтянутым, но мне хотелось прибавить в весе и нарастить мышцы. Я наклонил голову из стороны в сторону, потянулся и поглядел на Джеймса, который оказался самым щуплым из нас. Рост его едва достигал пяти футов десяти дюймов, он был худым, но не тощим, и чувствовалось в нем нечто кошачье. Когда мы работали над этюдами, подражая животным, Камило назначил его леопардом. Весь семестр Джеймс бродил по нашей комнате, выключив свет, и его финальное выступление было пугающе реалистичным. Я предполагал, что первобытная грация и делала его таким интересным на сцене.

– Ричарда нет сегодня? – спросил Камило, когда Александр взвесился.

– Он не вполне здоров, – с вымученной улыбкой ответила Мередит. – Мигрень.

– Жаль, – сказал Камило, как мне показалось, с облегчением.

Без Ричарда нас было шестеро. Четное число, а это означало, что Камило мог учить нас без необходимости становиться чьим-то партнером.

– Мы должны продолжать без него. – Он поглядел на нас, сидящих, как утята, аккуратным рядком на краю мата. – На чем мы закончили на прошлой неделе?

– Пощечины. – Филиппа.

– Да. Напомните мне правила. – Камило.

– Убедитесь, что вы не слишком близко. Смотрите в глаза противнику. Повернитесь так, чтобы замаскировать источник звука. – Рен.

– И? – Камило.

– Всегда бейте открытой ладонью. – Джеймс.

– И? – Камило.

– Все должно выглядеть убедительно. – Мередит.

– Как? – Камило.

– Звуковые эффекты убедительнее всего. – Я.

– В идеале, да, – согласился Камило. – Думаю, вы готовы усвоить что-нибудь посильнее. Как насчет удара тыльной стороной ладони?

Александр присвистнул, Рен захихикала.

– Ладно, – произнес преподаватель. – Успокойтесь. Это весело, но если вы не будете слушать внимательно, кто-нибудь может пострадать. – Он прокашлялся, щелкнул суставами и взглянул на нас. – Итак, тыльная сторона ладони: можно ударить и кулаком, и раскрытой ладонью, в зависимости от того, чего вы хотите добиться. Этот удар отличается от прямой пощечины, поскольку вы не должны пересекать среднюю плоскость тела.

– В смысле? – выпалила Мередит.

– Джеймс, ты позволишь? – спросил Камило.

– Конечно.

Мой друг поднялся и позволил Камило поставить себя так, чтобы он и тренер стояли лицом к лицу. Преподаватель протянул руку, и подушечка его среднего пальца теперь находилась буквально на волоске от кончика носа Джеймса.

– Когда вы даете кому-то пощечину, ваша рука движется через центр плоскости его тела. – Камило медленно взмахнул пятерней над лицом парня, не касаясь его. Джеймс повернул голову в том же направлении. – Но, когда бьешь тыльной стороной ладони, ты этого не делаешь. Рука пойдет прямо вверх, целясь в боковую часть головы. – И правый кулак Камило двинулся от левого бедра вверх, пролетев мимо макушки Джеймса. – Видите? Одна длинная прямая линия. Вам лучше даже не пересекаться с плоскостью лица, делая это, потому что таким образом вы можете просто изуродовать противника. А вообще все просто. Сейчас попробуем на полной скорости. Джеймс, ты должен сымитировать звук удара.

– Ясно.

Они встретились взглядами, и Джеймс слегка кивнул Камило. Рука преподавателя взметнулась. Послышался четко различимый звук удара, когда Джеймс хлопнул по собственному бедру и уклонился. Все произошло настолько быстро, что невозможно было ручаться, получил ли Джеймс реальную пощечину или нет.

– Отлично, – сказал наш тренер. – А теперь давайте обсудим, когда вам может пригодится это движение. Варианты?

Филиппа сразу же ответила. На уроке Камило она часто была самой быстрой.

– Поскольку движение не пересекает плоскость тела, вы можете стоять немного ближе друг к другу. – Она переводила взгляд с Джеймса на Камило, как будто мысленно прокручивала в голове всю технику удара. – Что делает его почти интимным и особенно раздражающим именно потому, что он настолько интимный.

Преподаватель кивнул.

– Да, так и есть. Замечательно, как театр в целом – и в особенности Шекспир – могут заставить нас оцепенеть от зрелища физического насилия. Но это не только сценический трюк. Когда Макбету отрубают голову, или Лавинии отрезают язык, или когда заговорщики омывают руки в крови Цезаря, вы должны прочувствовать это, будь вы жертва, агрессор или обычный зритель. Вы когда-нибудь видели настоящий бой? Он уродлив. Он интуитивен. И, самое главное, он эмоционален. На сцене мы должны контролировать все, чтобы не ранить другого актера, но насилие всегда должно проистекать из сильного чувства, иначе зрители вам не поверят. – Он пристально посмотрел на меня. Улыбка сверкнула под его усами. – Оливер, не присоединишься к нам?