На его потемневшем, покрытом шрамами лице лежал отпечаток веселой и лихой жизни. Он был одет в большую турецкую куртку с оттопыренными накладными карманами, замызганные черные штаны и выдраенные до блеска черные туфли. Весь он был какой-то сизый, будто лет пять жил в подвале, и сильно озяб. Во всяком случае осенняя куртка не выглядела на нем странно. Не обращая внимания на Монгола, сидевшего к нему спиной, он навис над столом и, дохнув на Тома кислотой многодневного перегара, просипел:

– Часик в радость – чифир в сладость. А дайте в зубы, чтобы дым пошел.

Том достал сигареты, протянул одну.

– Благодарю, – пришелец засунул сигарету за ухо. – Есть чем раскумариться?

– Нет.

– Огорчаете меня. Слышь, а шо это у тебя волосы длинные? Ты что, попутал? Сюда, к нормальным пацанам, в таком виде?

Белесые глаза незнакомца буравили Тома, испытывали, пытаясь задавить, напугать, внушить ему холодный, как бездна, ужас. Том, может быть, и испугался бы, но теплое горькое пиво отупило его, крепко сцементировав душу.

– А ты с какой целью интересуешься? – так же ровно ответил он.

– Та отвали от них, Бес, – вяло крикнули из глубины зала.

Бес нервно вздернул руку, всем своим видом показывая: не лезьте не в свое дело. Затем, театрально развернувшись, крикнул своим:

– Кантуй бревно, змея канает к водопаду.

За дальним столиком засмеялись. Бес крякнул, снова повернулся к Тому.

– Ты че, олень? У тебя ботва не по понятиям, а ты тут беса гонишь. Тебе ясно?

– Ясно.

– Сильному ясно – слабому опасно. Может, тебе в нюх втереть?

– Я волосы продаю, – сказал Том, глядя ему в глаза.

– Че ты мне сыпешь?

– Сейчас все торгуют, – так же спокойно ответил Том. – Бизнес. Волосы стоят дорого.

– Внатуре? Так ты ботвой банкуешь? Красавчик, – осклабился гопник, и его недоверчивые холодные глаза чуть потеплели. – Бизнес! Ха-ха! Молодца, братка!

«Из залетных», – подумал Том: слова «че» и «братка» в их краях не употребляли.

– Тяжелый крест мне пал на долю, тюрьма все счастье отняла. – Бес раскачивался на носках, явно решая, прицепиться ли еще к чему-то, или отчалить восвояси.

– Слышь, бизнес, у нас общак на нуле. Надо бы помочь добрым людям. – Добродушно, как старым знакомым, добавил он, достал из кармана спичечный коробок и стал крутить его в пальцах.

– Та мы сами пустые. Вишь, ботва еще не выросла, – в тон ему Том попытался все свести в шутку.

– Так мы поможем! У нас свой фигаро есть! Выкидухой так причешет, – мама не узнает! Первый мастер на зоне. – Бес улыбнулся, блеснув железной фиксой, но тут его взгляд остановился на воротнике Монгола.

– О! А это что за шняга? Булавка? – Настроение у него, как погода в мае, снова изменилось. – Это что, я не… Ну ладно кореш твой, а у тебя что за срань на шее? Рамсы попутал?

– Ты за базаром следи, – сухо выдавил Монгол, не поворачиваясь к собеседнику.

– Че? – Бес замер, вытер взмокшее лицо. Спичечный коробок замер в его руках.

– Я не вкурил, вы какой масти? Вы че, Беса тут как лошка разводите? – ошарашенно сказал он с той неповторимой интонацией, за которой неизбежно наступают тяжелые последствия. Колючие бусинки его глаз вновь скользнули по Тому, остановились на шее Монгола. Монгол не шевелился, спокойно покручивая в руках свою пустую кружку. Бес вдруг выпрямился, будто враз протрезвел. Он посмотрел на часы, явно решая, как поступить, повернулся, посмотрел назад. Его друзья с интересом наблюдали за развитием событий. Тому на миг показалось, что Бес потерял к своему собеседнику всякий интерес. Спичечный коробок, ловко плясавший в его руке, вдруг раскрылся, и на грязный каменный пол из него посыпались спички.

– Ой, синички улетели. Собери, а? – доверительно сказал он Монголу.

«Попали», – подумал Том. Было ясно, что сам Бес спички собирать не будет, а унижаться, ползая под столом, Монгол явно не собирался.

– Кури бамбук, – Монгол тут же подтвердил его опасения. Он по-прежнему сидел, криво улыбаясь, будто бы этот выпад был адресован кому-то другому.

– Чего… Э, фраерок, а ну табло поверни сюда, давай на линию выйдем, – рявкнул Бес.

Монгол медлил.

– Репу поверни, а то из тапок выпрыгнешь, – на плечо Монголу опустилась крепкая клешня со сбитыми, покрытыми шрамами татуированными костяшками.

Но драки не вышло.

Все еще раздумывая, Монгол медленно полез себе под футболку. Затем, видимо решившись, быстро выхватил оттуда что-то блестящее и выстрелил, почти не целясь, через плечо, – туда, где, по его расчетам, было лицо нападавшего. Жирный липкий воздух кафе будто треснул пополам, зазвенело в ушах. Монголу обожгло щеку. Рука на его плече разжалась, и через секунду звонкую тишину разорвал пьяный нечеловеческий вой.

Резко запахло порохом, зазвенев, покатилась по полу мелочь, за стойкой пронзительно завизжала кассирша.

– Убили! Убили!

Развалившийся на полу кот вскочил и пулей вылетел в проем двери. Время вдруг растянулось, как в замедленном кино. Лишь монотонно крутились на потолке лопасти гоняющих жаркий воздух вентиляторов, кружилась в вальсе, никак не замолкая, монетка на полу, а под облаком сизого дыма, держась за почерневшее от пороховой оспы лицо, выл, катаясь по полу, Бес. Его друзья, оглушенные, заторможенные алкоголем, повскакивали со стульев, и, вцепившись руками в стол, тупо пялились на них, оценивая угрозу. За соседним столиком седой дед тормошил своего спящего товарища, монотонно сообщая:

– Гриша! Гриша! Очнись! Война, Гриша! Война!

Том оттолкнул оказавшийся на пути стул и выскочил из кафе в душные летние сумерки. Монгол тоже вскочил, прикрыв лицо, бросил взгляд в кафе, и через миг они оба, гремя тяжелыми ботинками, изо всех сил неслись по улице.

– Налево! Налево! – крикнул Монгол. Перед поворотом Том оглянулся на миг и увидел выбегающих из кафе людей. Те крутили головами по сторонам. Кажется, их заметили. Том бросился следом за Монголом. Тот несся впереди, как лось, перепрыгивая бордюры, канавы и небольшие заборчики. Местность была незнакомая, их могли зажать откуда-то сбоку, они могли попасть в тупик. Это придавало скорости.

Перебежав старенький, увитый ивами тихий двор у пруда, они свернули в гаражи, и, перемахнув через невысокую сетку забора, пересекли дорогу. За дорогой частный сектор кончился. Миновав еще пару кварталов пятиэтажек, они неожиданно выскочили к полузаброшенной окраине городского парка.

– Стой! Не беги! – задыхаясь, крикнул Том. – Кажись, убежали.

Монгол обернулся. Его щека была малиновой. Сзади не было никаких признаков погони. Лишь две молодые мамаши выгуливали своих детей и одинокий пенсионер читал на скамейке газету.

– Что у меня с лицом? – выдохнул Монгол.

– Щека красная, – на ходу бросил Том.

– И все?

– Вроде да.

Останавливаться не хотелось. Быстрым шагом они пересекли