— И что же, она вроде как хозяйка?

— Ну, давно уж не хозяйка… уже и бабка ее хозяйкой не была. Жили тихо, как все. А вот прадед… ой, страшный был человек. Колдун.

Царевский нахмурился. Ну вот, без колдуна не обошлось. Хотя когда дело было…

— Давно, до революции?

— Ага. Страшенный был дед, говорят, под старость совсем с ума сошел. Священника местного сжег вместе с церковью. С тех пор нету церкви. Да и усадьбы нету, «Розовое» она называлась. Вроде как он цветочки любил, Соколов этот. А потом стал всякой ворожбой заниматься, понавез из Москвы книжек всяких и вроде как дьяволу душу продал.

— Надо же, страсти какие, — протянул Никита, — даже не верится. Сто лет прошло, а все помнят?

Это его заявление, как и ожидалось, спровоцировало новый поток откровений.

Снайперу тут же поведали, что старый Соколов творил в здешних местах жуткие вещи, а его именем до сих пор детей пугают.

— Я еще помню, мать мне говорила: Танька, будешь себя плохо вести, придет старый барин и утащит тебя. Ой, как я его боялась! Сидишь одна дома, уроки делать неохота, а сама строчишь в тетрадке. Потому как, если не сделаешь, чего велено, вдруг он придет и заберет тебя, — поежилась барменша. — Его ж крестьяне вместе с усадьбой и сожгли, не пожалели. Только дочка и спаслась. И с тех пор у них фамилия только по женской линии передается, мужиков нет.

— А как же…

— Ну как… Бабку Катерины Андреевны я не помню, а мать ее незамужняя была всю жизнь. От кого дочку прижила, неизвестно. А мужиков Соколовых больше не было, вроде как проклятие над ними, после того что сумасшедший колдун тут творил. Рассказывают, крестьян своих губил почем зря, только закапывать успевали. Говорю, до сих пор про него тут любой знает, только спроси.

— Жуть какая. — Никита снова нахмурился, порадовавшись про себя, что была все-таки революция и злыдня прикончили. Хотя навидался он злыдней и в современное цивилизованное время. Почище еще будут. — А где усадьба стояла?

— Да тут, неподалеку. Там сейчас детский дом, — пояснила Татьяна. — Ну и правильно, пусть лучше детки там живут, хотя я бы не хотела. Бррр, страшно подумать, какие там призраки бродят… Хорошо, что старое здание сгорело, там теперь новое, кирпичное.

Никита ощутил смутное беспокойство. Черт знает, что там творится. В свете последних событий он бы не удивился, что все убийства совершил потревоженный призрак хозяина или что-то в этом роде. Снайпер поспешно допил пиво, выяснил у девицы, где находится краеведческий музей и где живет старушка божий одуванчик, последняя наследница местного чудища Соколова. Может, эта ниточка и приведет к чему-нибудь путному.

Он вежливо распрощался с разочарованной собеседницей, которая уже воображала себе бог знает что, расплатился и поспешно вышел из прокуренного помещения. Надо бы Виктору позвонить.

— Да понял я, понял, — недовольно проговорил в трубку командир «мангустов». — Я уж и сам подумал, что тут усадьба была. Планировка характерная, дорожки эти, парк старинный. Постройки только новые, но теперь понятно, почему. Поговори с бабкой, может она наведет на след. Ты у нас обаятельный… Что? Да как хочешь. Ручку ей поцелуй. Расскажи про деда белогвардейца, она проникнется. Никит, я тебя учить должен? Давай, действуй.

Виктор нажал кнопку отбоя и выглянул в окно. По пресловутым старинным дорожкам носились дети, петляя между цоколями неподвижно стоящих статуй. В приоткрытое окно слышались звонкие голоса, азартно выкрикивавшие нечто совершенно невообразимое:

… Сказка-байбаска,

Кована коляска,

Ты куда летала?

— На большую поляну!

— Чего там видала?

— Дедушку Ивана!

— Чего Иван делает?

— Письмо пишет,

На девицу дышит…

Дело все больше напоминало эту непонятную детскую считалку.

«Только маньяка-колдуна, сгоревшего вместе с домом, тут не хватало, — подумал Виктор. — Завез сюда какую-нибудь магическую тварь, а она теперь всех жрет. Хотя что это я… столько свидетелей… ладно, а если это невидимая тварь?»

Повеяло зябким сквозняком. В последнее время Виктор ловил себя на ощущениях, которые подошли бы скорее слабонервной барышне, нежели командиру охранного подразделения. Настроение скакало, как козлик на веревочке, мир неуловимо менял цвета, и временами ему казалось, что он попал в чей-то тяжкий, бесконечный сон, в котором, шурша, опадают осенние листья и бродят дети с бледными серьезными личиками разочарованных в жизни взрослых.

Кончик ниточки выскальзывал из пальцев, расследование пока ни к чему не привело, и никаких следов пропавшего фээсбэшника не нашлось.

Кононов вздохнул, зашнуровал ботинки и отправился опрашивать самую молодую часть населения детского дома.

«Мелкие еще врать не умеют, — рассудил он. — Что-нибудь да расскажут. Ну не может же быть так, чтобы все одинаково упорно врали».

А в том, что правды тут ему никто не сказал, командир мангустов был абсолютно уверен.

Малыши тем не менее не спешили попадаться ему на глаза. Судя по расписанию, у детей сейчас свободное время, и в окно он видел, что они бегали между гипсовых скульптур, играя в какое-то сложное подобие классиков или салочек. Но теперь парк пустовал. Попрятались, что ли?

Виктор прошел по ровной асфальтированной дорожке, спиной ощущая любопытные взгляды. Не хватало еще гоняться за детьми по всему парку. Замечательное занятие!

«Мангуст» внимательно оглядел дорожки и белые неподвижные контуры статуй. Похоже, дети, как сказочные гномы, прятались за расписанными углем постаментами. Дорожка под его ногами тоже была густо покрыта рисунками. Классики, солнышко, принцесса с зонтиком, кошка…

Виктор невольно вздрогнул. Что-то странное зацепило глаз, заставило встревожиться.

Кошка была нарисована не так, как обычно рисуют дети. Это была скорее подделка под наивный рисунок, но подделка не слишком хорошая. У усатой голенастой кошки были совершенно человеческие злые глаза. Лапой она прижимала мышь. Живот мышки оказался вскрыт и из него цепочкой вывалились червячки внутренностей.

«Покажите мне ребенка, который станет тщательно прорисовывать такие подробности… — подумал „мангуст“, не в силах оторвать взгляда от неприятной мордочки нарисованной кошки. — Желудок, кишечник, печень… лужица крови… хотя кто их знает, этих детей».

Рядом с кошкой змеился какой-то странный значок-загогулина, нарисованный мелом и углем, наподобие кельтских рисунков, так популярных среди подростков.

Виктор подошел ближе и наклонился, желая рассмотреть подробности. Рисунок все время менялся, ускользал, видно, нечетко был нарисован.

— Дяденька, ты на него не наступай, — послышался детский голосок.

Виктор оглянулся. За его спиной стояла — и как только подошла! — маленькая девочка с книжкой под мышкой.