Услышав новость, Люлякин-Бабский принялся ходить по своей хоромине и рассуждать вслух:

– Так-так-так. Пока князь в отъезде, а остальные спят, нужно пошевелиться. Кто они, сии загадочные пришельцы? Военные послы? С миром ли, с войною? В любом случае, надо действовать… – Тут Полкан замолк, ибо известно, что даже у стен есть уши.

Ситуация и вправду сложилась пикантная.

Князь Световар, ныне гостивший в соседнем государстве, где намечалась крупный съезд князей, перед отбытием успел попустить ссору с Немчурией. В принципе, Световар был неплохим правителем. В свои пятьдесят пять лет он все еще противостоял боялским заговорам, руководил дружиной и пользовался доверием народа. Только возможно ли углядеть за всем?

Беда, как всегда, явилась, откуда не ждали.

Немчурийский посол, высокий худой человек, которого местные прозвали Аршином, многого не понимал в Тянитолкаевском княжестве. Слово «арш» по-немчурийски обозначало задницу. «Ин» переводилось на здешний язык как предлог «в». «Что же тогда есть слово аршин?» – мучился вопросом посол. В конце концов он решил, что его постоянно посылают, и обиделся. Проголосив ноту протеста, он отбыл на родину, и теперь княжеству грозил военный конфликт.

Световар сначала посмеялся, ведь все знают, что у немчурийцев проблемы с напыщенностью и чувством юмора. Потом князь призадумался и ощутил угрозу.

– Эх, легко было праотцам нашенским! – удрученно воскликнул Световар. – Любого приструнить могли, а кто несогласный – получай ветом по лбу! А тут сплошная саквояжия.

В странном мире, куда угодили Емельяновы, саквояжией звалась известная нам дипломатия. Понятие пришло из парижуйского языка. Сак – это сундук или чемодан, а вояж в объяснении не нуждается.

Воистину, где саквояжия, там уйма зарубежных слов.

Князь Световар не являлся прирожденным саквояжем. Посоветовавшись с боялами, он сочинил письмо немчурийскому кайзеру, где разъяснял роковую ошибку и предлагал не держать напрасного зла.

Люлякин-Бабский считал, что княжеская грамота особой силы не возымеет, ибо немчурийцы народ щепетильный, у них даже зло напрасным не бывает.

И вот прибыли загадочные молодцы – явные посланцы кайзера. Таких следовало числить в друзьях. Боялин Полкан предпринял вылазку, чтобы лично глянуть на визитеров, но ему не повезло – гости сидели у бабки Скипидарьи.

Имя гадалки гремело по всему свету, и Люлякин-Бабский решил, что немчурийцы отправились к ней уж точно не девок привораживать, а вызнавать, кому улыбнется удача в случае войны.

Народная мудрость гласит, что беда не приходит одна. Перед княжеством действительно маячила не единственная угроза. Кроме резкого ухудшения отношений с Немчурией случилась штуковина посерьезнее: в окрестностях Тянитолкаева завелся дракон. Но неожиданный визит пары расфуфыренных молодцев заставил боялина отложить даже проблему дракона.

– Змием займусь завтра, а сегодня во что бы то ни стало завяжу знакомство с басурманами, – процедил сквозь зубы Полкан, раздумывая, не зря ли он потратил полгривны на замухрышку-пацана.

Боялин оставил соглядатая подле бабкиного дома, а сам засел в трактире. Люлякин-Бабский был чревоугодлив.

Заработок Шарапа пришелся как нельзя кстати. По прикидкам Ивана, денег хватало на плотный обед и оплату комнаты, еще и заначка оставалась. Мальчонка свою часть не тратил. Дяденьки витязи кормили, и хорошо.

Дембеля и Шарапка сидели в корчме, ожидая горячую еду.

– Значит, мы в другом мире, братан, – хмуро сказал Старшой.

– Типа того, – безразлично ответил Егор.

– Мне бы твое хладнокровие, – усмехнулся Иван, подразумевая туповатость брата.

– А толку дергаться? – пожал широкими плечами ефрейтор. – Не хрен было дверь вагонную открывать.

– Ух ты! Так это я во всем виноват? – недобро сощурился Старшой, и разумный Шарапка поспешил отодвинуться от близнецов подальше.

– Оба, – спокойно произнес Егор. – Не заводись, братка. Нам выбраться бы… Мы уж двое суток по этой земле топчемся, а дома-то ждут. Мамка, опять же.

– Это точно, – вздохнул Иван.

«Интересно, когда нас хватятся? Хорошо хоть, мы не сообщили, что выезжаем. Мама бы с ума уже начала сходить. Сюрприз, блин, хотели сделать. Вот и сделали», – подумал он.

Моложавая хозяйка принесла снедь – тушеное мясо и пареную репу. К еде подала две кружки пива и одну простокваши. Негоже мальца спаивать.

– Спасибо, – поблагодарил Егор.

– Нам бы пирожков, – добавил Старшой.

Ефрейтор уточнил:

– Да, по три штучки, пожалуйста.

– Ну, и какие штучки тебе потереть? – спросила острая на язык хозяйка.

Егор непонимающе заморгал, а Иван чуть со скамьи не свалился от смеха.

– Поздравляю, братан! Ты ей понравился.

Минут десять дембеля-витязи и парнишка боролись с пищей.

Было около полудня, корчма пустовала. Поэтому братья сразу обратили внимание на вошедшего мужика. Богато разодетый плотный человек, очевидно, боялских кровей, осмотрелся и направился прямиком к столу Емельяновых.

– Так вот вы где! – глубоким басом пророкотал мужик и раскинул руки, словно хотел обнять старых друзей. – Гутен в морден, гостюшки дорогие!

– З-здрасьте, – выдавил ошарашенный Иван.

– Сидите-сидите, – сказал незнакомец, хотя никто и не пытался встать. – Я, с вашего позволения, с вами рядком…

Визитер опустился на лавку рядом с Егором и оказался перед Шарапкой, сидевшим рядом со Старшим. Мальчуган открыл было рот, но мужик метнул в него пронзающий взгляд, и парень усиленно занялся едой.

– Эй, баба, подь сюда! Лучшего зелена вина мне и моим драгоценным гостям! – распорядился незнакомец.

Егор посмотрел на Ивана, тот скорчил рожу, мол, сам ничего не понимаю.

– Спешу представиться, боялин Полкан Люлякин-Бабский, – помпезно отрекомендовался визитер, произнеся концовку фамилии как «Бабскай». – С кем имею честь?

– Я Иван, он Егор. Дембеля, – кратко представился Старшой.

Боялин явно был впечатлен. Он, естественно, не знал понятия «дембель» и предположил, что это какой-нибудь высокий немчурийский чин.

Если вспомнить анекдот про то, как генерал толкал грузовик, заполненный дембелями, то Полкан не слишком-то и ошибся. Важнее дембеля чина нет.

– Что ж, рад знакомству, господа дембеля, – изрек Люлякин-Бабский. – А имена у вас один в один с нашими.

– Сами удивляемся, – сказал Иван.

Хозяйка подала вина и новые кружки. Боялин разлил собственной рукой, провозгласил тост: