Далее Надлер пытается уточнить дату прекращения Спинозой обучения в «Талмуд — Торе» и приходит к выводу, что, вероятнее всего, это произошло в 1649 году, сразу после смерти старшего брата Баруха Спинозы Исаака, когда Михаэлю де Спинозе срочно потребовался новый помощник. Барух, вероятно, в это время как раз только приступил к учебе в пятом классе под руководством раввина Менаше бен Исраэля[32].

Вместе с тем Спиноза, безусловно, должен был быть лично знаком с раввином Мортейрой, так как последний в немалой степени зависел от Михаэля де Спинозы, часто бывал в его доме, и не исключено, что во время этих визитов расточал похвалы сыну хозяина.

Нет также никаких сомнений, что биографы Спинозы правы, когда утверждают, что первые серьезные сомнения в истинности того, чему учат в школе, зародились у героя книги еще в подростковом возрасте. Безусловно, их появление было связано с тем, что всё вокруг стремительно менялось. Эпохальные изменения сотрясали общественную жизнь и науку, в первую очередь естествознание и философию. Амстердам был одним из центров этих перемен; они витали в воздухе и не замечать их, не поддаться их мощному напору было невозможно.

Но проблема заключалась еще и в том, что иудаизм как религиозно-философское учение пребывал в глубоком кризисе и его духовные авторитеты были не способны ответить на важнейшие эсхатологические вопросы.

В школе Спинозе и его товарищам с первого класса твердили, что они принадлежат к особому, избранному Богом народу; свой день они начинали с того, что благодарили Всевышнего за то, что он не создал их неевреями. Затем им рассказывали об исходе из Египта, о завоевании Ханаана Иисусом Навином, о судьях и пророках, царях Давиде и Соломоне и уверяли, что Бог еще возродит Еврейское государство на Святой земле, поможет евреям победить всех своих врагов, а потом придет Мессия и начнется новая эра…

Три раза в день они молились о возвращении евреев в землю Израиля, восстановлении Иерусалима и приходе Мессии, но Мессия почему-то все не приходил, евреи оставались униженным и презираемым народом на чужой земле, а значит… все было ложью: и слова мудрецов, и предсказания пророков, и сама Библия!

Возрождение Еврейского государства на Еврейской земле представлялось совершенно нереальным; многие евреи приходили к выводу, что этого никогда не произойдет, ибо, скорее всего, все представления раввинов об обещаниях Бога и о самой его Сущности глубоко ошибочны, и кто-то должен, наконец, заявить об этом во всеуслышание. А значит, истину об устройстве мира и назначении в нем человека следовало искать не в Писании, а где-то в другом месте.

Одновременно тайно, «под партами», по рукам учеников школы «Талмуд — Тора» ходили строго запрещенные как раввинами, так и пасторами книги различных еврейских и нееврейских вольнодумцев.

Таковы или приблизительно таковы были настроения, с которыми семнадцатилетний Бенто Спиноза вступал в самостоятельную жизнь.

В 1650 году Бенто Спиноза был уже целиком поглощен делами отцовской компании, которые явно оставляли желать много лучшего. Дело было как в экономическом кризисе, который в 1640-х годах пронесся над Нидерландами вместе с войнами, так и в том, что Михаэль де Спиноза, уже в значительной степени отошедший от дел еврейской общины, продолжал проявлять подчас ничем не оправданную доброту. В результате многие в Амстердаме были должны ему деньги, но и он должен был немало.

Теперь уже не Михаэлю, а Бенто по праву старшего сына приходилось учитывать торговую конъюнктуру, взвешивать риски, пристально следить за постоянными изменениями политической ситуации и пытаться просчитать, какие перемены на рынке могут за этим последовать.

Михаэль все чаще жаловался на недомогание, и когда в 1650 году Мириам вышла замуж за Самуэля (Шмуэля) де Касерса, у него даже не хватило сил, чтобы пойти в ратушу и присутствовать при записи брака дочери в акты гражданского состояния. Вместо него туда направилась Эстер, которая и засвидетельствовала, что «почтенный житель города Амстердама Мигель де Спиноза не возражает против брака дочери с ее избранником».

Самуэль де Касерс был одним из любимых учеников раввина Мортейры, он учился в школе «Бейт Мидраш», куда направлялись самые талантливые выпускники шестого класса «Талмуд — Торы», которые уже учились на раввинов. Но заметим, что, вопреки прогнозам, Самуэль так и не стал известным раввином. Он выучился на переписчика мезуз[33] и свитков Торы[34], а также работал библиотекарем и архивариусом общины. В 1660 году он был одним из тех, кто нес носилки с телом раввина Мортейры, а спустя несколько месяцев отправился вслед за любимым учителем.

Мириам скончалась в сентябре 1651 года — немногим более чем через год после своей свадьбы и спустя короткое время после того, как родила сына, названного Даниэлем.

Еще через два года Михаэль снова овдовел — 24 октября 1653 года скончалась Эстер. Спустя пять месяцев умер и Михаэль де Спиноза.

Бенто был в те дни всего 21 год, и по законам Голландии того времени он еще не считался совершеннолетним. Вместе с тем он был теперь главой семьи и продолжателем дела отца. Впрочем, как уже говорилось, Михаэль де Спиноза начал прихварывать еще в 1651 году — как раз в то время, когда англичане ввели свой первый Навигационный акт, призванный ударить по монополии голландцев на море и серьезно ограничивший их торговлю не только с Британией, но и с ее колониями. Затем в 1652 году грянула война Нидерландов с Англией — к радости монархической партии Вильгельма III Оранского, но к глубокому огорчению и новым убыткам голландских купцов.

Война закончилась в 1654 году, и к этому времени дела торгового дома де Спиноза были хуже некуда. Бенто и его младшего брата Габриэля (Авраама) одолевали кредиторы отца. Попытка переименовать компанию в «Бенто и Габриэль де Эспиноза» ни к чему ни привела. Правда, как уже говорилось, от отца осталось немало долговых расписок, некоторые — на весьма крупные суммы, и Бенто Спиноза тратил немало времени, расхаживая по домам должников и требуя от них уплаты.

Насколько ему это удавалось, свидетельствует сохранившееся в архиве судебное дело, в котором он выступает в качестве истца.

Согласно этому делу в свое время богатый ювелир Мануэль Дуарте ссудил 500 гульденов торговцам украшениями, эмигрантам из Франции братьям Альварес, но договор о взятии ссуды подписал только один из братьев — Энтони. Видимо, поняв, что взыскание этого долга связано с большой головной болью, Мануэль Дуарте переписал долговую расписку (не безвозмездно, разумеется) на имя Михаэля де Спинозы.