Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночь, просыпаюсь от крика «Полундра!». Не понимая, сажусь на кровать и вижу, что по палатке стелился голубоватый смертельный дым. Истопник спал. Я закашлял, глаза начали слезиться. Юра Черников, который проснулся первым, пинал истопника и что-то кричал. Мы выбежали на улицу в нижнем белье, кашляя и чихая. Долго придумывали наказание истопнику. Я предложил скормить его собакам, Домошенко хотел выпороть его ремнем прямо немедленно. Истопник стоял рядом и закатывал глаза от страха. Остыв, решили оставить бедолагу в покое.
Также палатки имели свойство быстро сгорать. Нам рассказывали, что палатка сгорает за пятнадцать секунд. Наша аля «ленинская комната», управилась за двенадцать. То ли плакаты со стенгазетами, то ли отсутствие постоянного истопника довели ее до пожара. Когда мы подбежали к обваливающимся конструкциям, казалось из огня на нас хмуро смотрите дедушка Ленин, будто высказывает свое недовольство слабыми мерами противопожарной безопасности. Дежурный сержант по учебному пункту кричал:
– Все случилось быстро, я не успел ничего сделать! Истопника нет. Хрен знает, почему она загорелась! Я ее караулить не могу! – в истерике кричал сержант. От страха он широко открывал рот, как большой карп.
Отдельные солдаты, не выдерживая нагрузок, решались на побег. Их быстро ловили и отправляли и привозили назад. Нам как политработникам, не сумевшим внушить бойцам, что служба «это почетная обязанность», влетало по пол килограмма повидла. Поэтому мы с сержантами держали ухо востро и следили за моральным духом каждого солдата. Да и бежать в пустыне особо некуда.
Под конец стажировки на учебном пункте случилось настоящее ЧП. Один из бойцов, чтобы откосить от прохождения дальнейшей службы отрубил себе два пальца. Положил руку на пенек и жахнул топором по указательному и безымянному пальцу правой руки. Шумиха была на весь отряд, к нам приехала проверка во главе с грозным начштаба. Он был злой и тощий, как черкес.
Три дня на учебном пункте была идеальная дисциплина и порядок. Даже наш палаточный суслик куда-то пропал, чтобы не попасться на глаза проверяющим. Я со своей заставой уходил в собачник и приходил в учебный пункт только ночевать.
Дальше были стенгазеты с ужасными фотографиями и обличающими «труса» статьями. Хотя какой человек трус, если он себе взял и два пальца отмахнул.
Закончилось это показательным трибуналом и двумя годами дезбата за членовредительство.
Наша стажировка подходила к концу. В последний вечер мы купили дорого коньяка и хорошо выпили. Курсант Александр Курдюков на спор, решил пробежать в дрескостюме от самой злой овчарки. Я вызвал сержанта Вышкина и мы всей группой пошли на мою заставу. Одев Кордюкова в костюм, мы уже смеялись как в цирке – Александр, плотный небольшого роста был похож на хомяка в фуфайке. Началось представление.
Кордюков побежал, через некоторое время Вышкин спустил Зарю, которая быстро догнала «нарушителя» и вцепилась ему в руку. Повалив Александра на землю, собака яростно кусала дрескостюм пытаясь достать до тела «врага». Кордюков сопротивлялся, дико матерился и обзывал Зарю – «шавкой». Образовался такой клубок пыли, в котором было ничего не разобрать. Мы падали от смеха на холодный песок и держались за животы.
Заключение
Наступило «завтра» слегка помятые, но абсолютно счастливые мы вновь и вновь перебирали свои давно собранные сумки, готовясь в путь. Многие тихо сидели на кроватях и придавались воспоминаниям. Было тяжело, но интересно. Было грустно и весело. Было угнетающе, но поучительно. Мы через все прошли вместе со своими первыми срочниками.
Начало службы в учебном пункте – особенное время в жизни мужчины. Мы как могли, помогли парням повзрослеть и заматереть, пройти психологическую трансформацию. После учебки парни уже не будут прежними. Они начали свой путь превращения в настоящих мужчин, обретая массу полезных навыков. Мы же приобрели новые свойства коммуникации и командирского опыта. Стали взрослее и опытнее. Многие из нас вспомнят этот период в жизни с ностальгией, а некоторые даже назовут его интересным и ярким…