Он убрал ее руку, но кожа Джины продолжала гореть, как если бы его прикосновение обожгло ее.

— Я знаю, что наш брак официальный, но вряд ли это такой уж обычный брак.

— А какой брак обычный, Адам?

Он выдохнул с досадой.

— Ты специально не хочешь меня понять?

— О, я прекрасно тебя понимаю. Ты хочешь, чтобы все выглядело, словно меня здесь вообще нет. Единственное место, где ты готов меня принять, — постель. Но это не так. Я здесь. И пока не собираюсь отсюда никуда уезжать.

Бросив взгляд на Трэвиса, Адам понизил голос:

— Я не вижу особого смысла, чтобы на пару месяцев перекидывать сюда целый табун. Кроме того, для них тут и места не слишком-то много. Не говоря уж о том, что ты могла бы сообщить мне заранее о своем намерении.

— Здесь полно места для лошадей, Адам. Ты совсем не используешь большой загон возле дома, да и половина стойл пустует.

— Ну, это как сказать...

— Только не надо ничего выдумывать на ходу. Ты ведь еще и до нашего брака знал, что я работаю с этими лошадьми.

— Я не думал...

— О чем? Что я буду работать с ними здесь? Ты предполагал, что мне следует целый день сидеть в спальне и ждать, когда ты обслужишь меня? Я сказала, что хочу ребенка, но у меня есть еще и жизнь. Жизнь, от которой я не собираюсь отказываться.

— Ты могла бы сказать мне...

— Возможно, это надо было сделать. Но я не знала, что мне нужно будет на каждое мое решение получать твое согласие.

— Я не говорил, что...

— Так о чем тогда речь? — Она уже почти наслаждалась ситуацией. Адам был выведен из равновесия и выглядел смущенным. Но это было куда лучше, чем холодное равнодушие. По крайней мере наконец он заметил ее. Заговорил с ней. И если продолжать удерживать его в этом состоянии, то, возможно, у нее что-то и получится.

Нетерпеливым жестом он провел рукой по лицу.

— Ладно. Хочешь, чтобы эти чертовы лошади были здесь, — отлично.

— О, — сказала она, прижав к груди ладонь, — премного благодарна тебе за это.

Его губы дрогнули.

— Ты начинаешь меня раздражать. Джина.

— Это неплохо, — улыбнулась она. — Приятно знать, что заставляю тебя чувствовать хоть что-то.

Джина повернулась, чтобы уйти, но Адам схватил ее за руку, рывком развернул к себе и, прежде чем она успела спросить, какие есть еще к ней претензии, прижался к ее губам в таком жадном поцелуе, что у нее задрожали колени. Затем он отступил назад, как если бы и сам был удивлен тем, что сейчас сделал.

— Будь осторожна, Джина. Не все чувства бывают приятны.

Она поднесла к губам руку и посмотрела на него.

— Даже это лучше, чем вообще ничего.

— Не думаю, что ты права, — сказал он и, повернувшись к ней спиной, коротко бросил: — А теперь иди, устраивай своих лошадей.

Обойдя вокруг амбара, Адам вошел в маленький офис, оборудованный в старом сарае, и сел за широкий потертый стол — стол своего управляющего. Сегодня Адам был рад, что у Сэма нашлись еще дела где-то.

Трэвис остановился в дверях, прислонившись к косяку.

— Похоже, тебе нравится быть такой скотиной, да, Адам?

— Иди к черту.

Адам сложил на груди руки и забросил ноги на стол. Он до сих пор чувствовал вкус губ Джины. Он не хотел целовать ее. Но она подтолкнула его, и он не смог удержаться.

С тех пор как они вернулись из Лас-Вегаса, Адам делал все, чтобы как можно меньше проводить времени в ее обществе. Если он был достаточно загружен делами, то становилось легче представить, что она и вовсе не жила с ним рядом. И в течение дня все шло своим чередом.

Но уже ближе к вечеру мысли Адама начинали все чаще обращаться к Джине. Его тело томилось. И каждую ночь он бросался на нее словно снедаемый внутренним жаром.

Он не мог этого предвидеть. Как не мог предвидеть, что его вообще будет смущать ее присутствие. Теперь ему приходилось справляться еще и с этим — еще одним подводным камнем их соглашения.

— Джина заслуживает лучшего к себе отношения.

Адам послал Трэвису взгляд, словно надеясь заморозить его на месте. Но на Трэвиса это не подействовало.

— То, что между мной и Джиной, — сказал Адам, — я не собираюсь обсуждать еще с кем-то.

Трэвис оттолкнулся от дверного косяка, прошел в комнату и, сбросив со стола ноги Адама, уселся на край. Его рот дрогнул в полуулыбке.

— Джина все равно до тебя доберется, если ты ей это позволишь.

— А с какой стати я должен ей это позволить? — спросил Адам. Костяшки его пальцев, сцепленных на груди, побелели.

— Тогда скажи, тебе действительно нравится жизнь отшельника? Ты наслаждаешься, закрывшись здесь, на своем ранчо? Отгородившись ото всех, кроме меня и Джексона?

Адам медленно поднялся, пытаясь сдержать гнев.

— Я закрылся здесь не просто так. Дела на ранчо требуют много времени, и...

— Только не надо мне этого рассказывать, — оборвал его Трэвис. — Я тоже здесь вырос. И знаю, сколько уходит времени на все эти дела. Что я не видел, как работал наш отец?

— У отца не было таких планов, как у меня.

— Да, конечно, — подхватил Трэвис. — Отцу ведь еще и жить хотелось.

— Я тоже не обижен.

Улыбнувшись, Трэвис кивнул.

— Я видел этот твой поцелуй и могу сказать: да, пожалуй. Если только ты все не испортишь.

Адам хмуро посмотрел на него.

— Ты за этим сюда приехал? Или есть еще какая причина?

Трэвис тоже встал, засунув руки в карманы своих черных брюк.

— Я хочу взять один из наших самолетов в Найпу на пару недель.

— Счастливого тебе путешествия, — сказал Адам. — Но какое это имеет отношение ко мне?

— Просто хочу, чтобы ты был в курсе. Там есть один винный заводик, на котором делают изумительное каберне. Думаю у них поучиться.

— Значит, когда ты носишься со своими винными заморочками, это нормально, а когда я занят делами на ранчо, так сразу и отшельник?

— Просто я не живу только своими виноградниками, Адам, — улыбнулся Трэвис. — И теперь, когда ты снова женился, может, настало время и тебе подумать, что в жизни есть не одно ранчо.

— Ты ведь прекрасно знаешь, почему я женился. И не надо делать из нашего брака что-то большее.

— Одно не исключает другого.

— Мне от Джины ничего не требуется.

— Это потому, что ты и Моника... — Трэвис осекся, увидев, как побледнело лицо Адама. — Ладно, не будем говорить об этом. Хотя тебе и следовало бы...