Григорий Александрович задыхался от волнения. Графиня Клодина положительно пожирала его глазами.

— Я люблю Зину и страдаю с ней вместе. Я бы так хотела видеть ее счастливой… Зачем вы не женились на ней?

— Я не смел и об этом и думать…

— Жаль, что я не знала об этом ранее… Зина была бы теперь вашей счастливой женой.

— Теперь я все понимаю! — продолжала коварная женщина. — Иван Дементьевич своим самолюбием и своей гордостью погубил две жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете, что сначала она отказала… Она, наверное, ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась совета моей матери… Она, конечно, подумала, что вы никогда не любили ее.

— Бедная княгиня! — вздохнул Потемкин. — Она презирает меня теперь, ненавидит, быть может…

— О, я могу поклясться, что тот поцелуй, которым она подарила меня, предназначался для вас.

Григорий Александрович сомнительно покачал головой.

— Нет, нет, все кончено! Она жена другого… О, если бы я смел с ней поговорить, если бы я мог ей сказать…

— Что вы все еще ее любите?

— Нет, это было бы для нее оскорбительно… но я хотел бы объяснить ей свое поведение в Москве…

— Что же вас удерживает?

— Она не захочет меня выслушать…

— В ее будуаре, может быть — нет… Но здесь, у меня…

— За такое счастье я отдал бы всю жизнь! — сказал он дрожащим голосом.

Глаза графини Клодины блеснули.

— Это я вам устрою… Необходимо действительно, чтобы вы оба объяснились. Это будет для нее утешением, а для вас облегчением…

— Как вы добры.

— Хорошо, хорошо, вы меня поблагодарите после…

В это время в гостиную вошла княгиня Зинаида Сергеевна.

Графиня Клодина пошла ей навстречу, между тем взгляды княгини и Григория Александровича, продолжавшего стоять на том же месте, встретились.

Казалось, это были две встретившиеся молнии.

Княгиню поразила необыкновенная бледность молодого человека.

Ее сердце наполнилось жалостью.

Сославшись на головную боль, она простилась с хозяйкой, которая успела шепнуть ей:

— Я буду у тебя завтра… Мне надо многое сказать тебе…

Княгиня вспыхнула. Она прочитала на губах подруги готовое с них сорваться имя Потемкина.

— Ты всегда моя желанная гостья… — с трудом проговорила она.

Подруги расцеловались.

— Так до завтра! — шепнула княгиня.

— Да.

Княгиня уехала.

Вскоре откланялся хозяину и хозяйке и Григорий Александрович.

На другой день, часов около трех, графиня Клодина уже была в будуаре княгини Святозаровой.

Последняя ожидала ее с нетерпением.

— Твои вчерашние слова, милая Клодина, ужасно обеспокоили меня, — начала княгиня Зинаида, когда подруга удобно уселась в кресле. — Я продумала о них всю ночь… У тебя есть, верно, передать мне что-нибудь очень важное?

— Это зависит от того, как ты на это взглянешь… Дело идет о сохранении твоего спокойствия, даже о предупреждении опасности.

— Опасности! Ты меня пугаешь…

— Ты доверила мне часть своей тайны, милая Зина, но сказала, с понятной сдержанностью, не все… Но настоящая дружба проницательна… Ты простишь меня, если я тебе скажу, что я все узнала.

— Все узнала! — воскликнула, дрожа, княгиня.

— Да, вчера я еще сомневалась, но твое смущение вечером мне все открыло.

Княгиня опустила голову.

— Но это не та опасность, о которой я говорю, — продолжала великосветская змея. — Главная опасность заключается в его любви к тебе… в любви безумной…

Княгиня радостно улыбнулась.

— Ты думаешь? — спросила она.

— К несчастию, я в этом уверена…

— Он тебе сказал это?

— Да.

— Что же он говорил тебе? — взволнованным голосом торопливо спросила княгиня.

Графиня Клодина рассказала о вмешательстве в любовь молодых людей Ивана Дементьевича Курганова.

— О, я теперь все поняла! — воскликнула княгиня, закрыв лицо руками.

— Несчастный открыл мне свое разбитое сердце, он говорил мне о своей безнадежной любви к тебе, о своем безысходном горе.

Княгиня Зинаида простонала, не отнимая рук от лица. Графиня продолжала.

— Его отчаяние произвело на меня сильное впечатление… Сознаюсь тебе, мне стало искренно жаль его…

— Клодина, Клодина! — подняла голову княгиня Зинаида и вдруг испуганно спросила:

— Ты не сказала ему, что и я несчастна?..

— Я от этого воздержалась…

— Значат, он думает, что я его не люблю…

— Милая моя, большинство женщин умеют скрывать свои чувства, ты же не принадлежишь к их числу. Твои глаза — зеркало твоей души… Ты сама выдала себя ему с головой… Он понял, что ты не забыла его…

— О, горе мне! — воскликнула княгиня.

— В настоящее время он находится в отчаянном положении. Вновь вспыхнувшая страсть к тебе не остановится ни перед чем… Меня это заставляет опасаться… тем более, что он теперь на хорошей дороге по службе… на дороге блестящей…

— Несчастный! — пробормотала княгиня.

— Его любовь безгранична, и, во всяком случае, он хочет тебя видеть, с тобой говорить.

— Это невозможно! — испуганно воскликнула княгиня.

— Эта мысль засела ему в голову… Чтобы добиться этого, он на все готов, он силой ворвется в твою комнату и, думаю, не побоится даже твоего мужа, если бы он загородил ему дорогу.

— И ты не объяснила ему все безумие этой мысли?

— Объяснить безумному?!

— Что же делать, что же делать?.. — говорила княгиня, ломая руки.

— Это-то и есть та опасность, о которой я упомянула и которую надо предупредить…

— Но как? Я не вижу средств!..

— Подумай, что может произойти, если между отчаянно влюбленным Потемкиным и твоим мужем произойдет стычка.

Молодая женщина задрожала.

— Клодина, Клодина! — умоляющим голосом сказала она. — Не покидай меня, посоветуй мне…

Несчастная сама лезла в западню.

Графиня, по-видимому, обдумывала и наконец сказала после продолжительной паузы:

— Знаешь, Зина, что бы я сделала на твоем месте?