Эсккар не был большим знатоком чисел, но некоторые давались ему легче других. Лошади, люди, стрелы — такого рода подсчеты он мог делать достаточно быстро. Хамати и шесть его воинов выпустили тридцать пять стрел примерно за двенадцать-пятнадцать секунд. За те же самые пятнадцать секунд Митрак, стоя на крыше, выстрелил по меньшей мере семь раз, поскольку стрелял быстрее всех остальных. Почти сорок пять стрел были пущены в толпу человек из шестнадцати; некоторые не успели добраться до площади, когда остальные нарвались на засаду.

— У нас есть потери?

Хамати негодующе фыркнул.

— Один из разбойников в конце концов натянул тетиву, и Маркас получил стрелу в руку. Но выстрел был дрянным, стрела даже не прошла насквозь. О раненом сейчас заботятся женщины, и через несколько дней с ним все будет в порядке.

Когда накладываешь стрелу на тетиву, одновременно управляясь с перепуганной лошадью, порой не сможешь натянуть лук достаточно сильно. А поскольку луки всадников были меньше, их выстрелы были слабее. Луки людей Эсккара представляли собой оружие куда более мощное и куда больших размеров, они выпускали более тяжелые стрелы и годились для охоты как на дичь, так и на людей. Правда, они были слишком велики, чтобы стрелять из них со спины лошади. Но это неудобство не заботило Эсккара, имевшего немного лошадей и людей, умеющих сражаться верхом.

Лежащий на земле главарь разбойников застонал, и Хамати небрежно пнул его в ребра — не настолько сильно, чтобы их сломать.

— Командир, кроме разбойника, который потерял сознание на площади, слетев с убитой лошади, эти двое — единственные, оставшиеся в живых. Все остальные мертвы или умирают.

Второго пленника толкнули на землю рядом с человеком, с которым сражался Эсккар. Раненый задохнулся от боли: древко стрелы, все еще торчащей из его спины, царапнуло по земле, шевельнув древко в его плече и, без сомнения, причинив разбойнику страшные мучения.

— Лучше вытащите ее, — приказал Эсккар, глядя на рану.

Стрела Митрака ударила врага в правое плечо и, похоже, достаточно глубоко, чтобы рана оказалась смертельной. Скорее всего, разбойник умрет, но он сможет прожить достаточно долго, чтобы ответить на некоторые вопросы.

— Приведите обоих на площадь, и посмотрим, что удастся из них выудить.

Эсккар взглянул на солнце и увидел, что оно едва сдвинулось с места на небосклоне. Бой длился всего несколько мгновений.

Тем временем Хамати шагнул к раненому пленнику, и, прежде чем тот успел понять, что сейчас будет, схватил стрелу и выдернул ее из плеча. Раздался пронзительный крик, и раненый потерял сознание от боли.

Эсккар вернулся на площадь.

Он насчитал тут девять трупов, утыканных стрелами, торчащими из груди и горла. Уцелевшие животные, некоторые из них раненые, нервничающие от запаха крови, с глазами, все еще огромными от страха, были окружены и загнаны в тот же веревочный загон, где стояли прошлой ночью лошади воинов Эсккара. От людей и от животных воняло кровью, мочой и фекалиями. Эсккар не возражал против знакомого запаха. Он знал: если ты чуешь его, ты жив.

Он был всадником с того возраста, когда стал достаточно большим, чтобы садиться верхом, и ему была ненавистна мысль об убийстве таких прекрасных лошадей. Но, несмотря на то что он чувствовал знакомое щемящее сожаление, Эсккар понимал: в битве приходится делать то, что надлежит.

Люди стреляли по лошадям, вспомнив свои тренировки. Даже если ты только ранишь лошадь, животное начнет паниковать, и седок не сможет с ним справиться. Когда скакун падает, это обычно парализует или ранит наездника. Сперва ты останавливаешь атаку всадников, а потом убиваешь оказавшихся на земле людей.

Все ветераны Хамати сражались при осаде Орака и очень хорошо усвоили тогдашние уроки. Сегодня вечером у всех будет вволю свежего мяса, и воины Эсккара получат восемь или девять новых лошадей.

Другое зрелище, представшее перед Эсккаром, было менее приятным. Женщина с забрызганными кровью лицом и руками всхлипывала, стоя на коленях возле дома старейшины. Нисаба и еще одна женщина обнимали и пытались утешить ее. Один из попавших в засаду на площади разбойников лежал мертвым. Эта женщина, теперь дрожащая, дождалась, пока люди Хамати свяжут пленника и уйдут ловить сбежавших лошадей, и перерезала бандиту горло. Кровь все еще текла из глаз и носа мертвеца, из его шеи и груди. Эсккар понял, что женщина ударила ножом беспомощного человека не меньше дюжины раз, прежде чем кто-то ее оттащил. Должно быть, погибший раньше обидел ее или кого-то из ее родни.

Теперь Эсккар ничего уже не мог с этим поделать. Он повернулся к Хамати, но тот, возмущенно мотнув головой, уже отдавал приказы охранять двух оставшихся пленников: он явно негодовал на небрежность своих людей.

Эсккар подошел к колодцу и, вытянув ведро свежей воды, напился, а остаток выплеснул себе на лицо. И снова удивился тому, какую жажду испытывает после боя, даже такого короткого. Наверное, таково следствие большинства битв — внезапного, короткого взрыва активности, который не оставляет времени на мысли и страх.

Потом ему вспомнились долгие бои за стены Аккада. Эти сражения казались бесконечными, а когда все-таки подходили к концу, все были измучены до предела. Эсккар вспомнил, как люди стояли на коленях, пытаясь отдышаться, как по лицу некоторых бежали слезы, как чувства внезапно выходили из-под контроля и даже руки отказывались подниматься.

Эсккар стряхнул мрачное видение, снова наполнил ведро и выпил еще. Утолив жажду, он вошел в дом, поднял скамью, на которой сидел прошлой ночью, и вынес ее наружу.

Он уселся под маленьким деревом, почти не дающим тени. Люди Хамати подтащили двух пленников и поставили перед Эсккаром. Оба разбойника истекали кровью и были покрыты пылью. Их заставили опуститься на колени; горячее солнце било им в лицо. Без сомнения, жажда мучила их еще сильнее, чем Эсккара; они сделали верхом большой круг, чтобы вернуться в Дилгарт, где нашли вместо воды и еды подстерегающую их смерть.

— Как вас зовут? — резко спросил Эсккар.

Раненый ответил немедленно:

— Меня зовут Уту, благородный.

Его голос прерывался, он слегка покачивался из стороны в сторону. Потеря крови согнала краску с его лица.

— Воды, благородный, могу ли я получить…

— Молчи, трусливый пес! — главарь словно выплюнул эти слова, хотя его голос тоже был хриплым от жажды.

Прежде чем его успели остановить, предводитель разбойников толкнул Уту плечом, швырнув того в грязь и вырвав у него длинный стон боли. Раненый лежал, корчась в пыли.

Хамати пнул вожака изо всей силы ногой. Один раз. И второй. После третьего удара главарь застонал сквозь сжатые зубы.

— Отведи Уту в дом, Хамати, и дай ему воды. Полегче с ним. А этот пусть останется здесь и помалкивает!

Эсккар встал, взял скамью и отнес ее обратно в дом. Внутри крыша и глинобитные стены немного укрывали от дневного зноя. Эсккар снова сел, а Хамати и один из его людей привели Уту и поднесли к его губам чашу с водой.