Пока раненый пил, Эсккар внимательно рассматривал его. Лицо разбойника стало белым, как невыпеченное тесто, рана все еще кровоточила, хотя и не так сильно, как раньше. Человек этот потерял много крови, и Эсккар полагал, что ему недолго осталось жить. Уту допил воду и попросил еще. Эсккар кивнул и подождал, пока раненый опорожнит второй черпак.

— Уту, тебе больно, и, наверное, не пройдет и часа, как ты умрешь. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своем предводителе и о том, чем вы занимались последние несколько недель. Если ты об этом расскажешь, то получишь вволю вина и воды. Если не расскажешь, тебя будут пытать. Я могу даже выдать тебя женщинам, которые ждут снаружи, и позволить им позабавиться с тобой. На этот раз они не будут спешить, как поспешила та женщина.

Человек всхлипнул, из глаз его потекли слезы.

— Значит, я умру? — прошептал он дрожащим голосом.

— Ты умираешь, Уту. Стрела вошла глубоко и ударила сильно. Ничто тебя не спасет, даже боги. Тебе осталось только выбрать, какой именно смертью ты умрешь.

Эсккар говорил с уверенностью человека, который повидал уже немало смертей.

Потом стал молча ждать. Умирающему требовалось время, чтобы уяснить, что происходит.

Уту потратил на решение всего несколько мгновений.

— Вина, благородный! Чтобы оно облегчило мою боль.

— Развяжите ему руки и подложите что-нибудь под голову, — приказал Эсккар.

Он уже не раз проделывал это раньше. Скажи людям откровенно, что они умирают или что их казнят — неважно, что именно. В таком состоянии большинство раненых ценят любое утешение.

Хамати развязал пленного, опустил на земляной пол и подложил под его голову сложенное одеяло. У Хамати были с собой остатки вина, нашедшегося у воинов, и он поднес флягу к губам Уту, позволив ему пить до тех пор, пока тот не закашлялся и не выплюнул немного терпкого напитка.

— А теперь скажи мне, Уту, — проговорил Эсккар, — как зовут твоего главаря и сколько других разбойников совершают набеги на здешние земли?

— Шулат, благородный. Его зовут Шулат, — Уту снова закашлялся, но, отдышавшись, с трудом сглотнул и повел глазами в сторону Хамати.

Эсккар снова кивнул, и Хамати влил в рот пленного еще вина.

— Сколько других разбойников, Уту? — повторил Эсккар.

Уту дважды сглотнул, прежде чем смог заговорить, и даже тогда ответил лишь шепотом:

— Есть еще одна шайка к северу отсюда, в Биситуне. В ней много человек… Шулат — брат их главаря, Ниназу. Ниназу правит в Биситуне.

Голос Уту прервался, раненный жалобно посмотрел на Хамати, и тот дал ему еще глоток вина.

— Ниназу… Ниназу хотел разузнать о землях к югу, а Шулат решил совершить набег на деревни, поэтому мы явились сюда несколько недель назад.

Человек с трудом вдохнул и надолго закрыл глаза.

— Дай ему еще вина, — сказал Эсккар.

Он воспользовался наступившим молчанием, чтобы подумать.

Биситун был куда большей деревней, чем Дилгарт, в пяти или шести днях пути к северу отсюда. Он стоял на северном рубеже земель Аккада, там, где Тигр резко сворачивал на север. Деревня отмечала дальнюю границу земель, которые Эсккар намеревался взять под свое правление.

Он собирался оставить Сисутроса за главного в Биситуне, когда с разъезжающими по округе разбойниками будет покончено. Если Аккад и Биситун объединятся, больше половины лучших земель на этом берегу Тигра будут под властью Эсккара. Он придумал это вместе со старейшинами Аккада, и весь план строится на надежности и безопасности Биситуна.

— Сколько людей у этого Ниназу в Биситуне?

Раненый застонал, но не ответил.

Эсккар положил руку на здоровое плечо Уту и слегка потряс его, зная, что малейшее движение пошлет по телу пленника волну боли и не позволит ему потерять сознание.

— Сколько там людей, Уту? — спросил он резко, чтобы вопрос наверняка дошел до меркнущего сознания Уту. — Скажи! Или тебе не дадут больше вина!

Уту повел глазами в сторону Эсккара; на лице разбойника были написаны страх и боль. Но умирающий хотел получить еще вина — чего угодно, что ослабило бы его боль и страх смерти.

— Семьдесят или восемьдесят… Может быть, девяносто… Не знаю… Может, и больше… — голос его слегка прерывался.

— Они собираются остаться там или покинут деревню?

Глаза Уту снова закрылись, он не ответил. Эсккар посмотрел на Хамати, и еще несколько капель вина аккуратно влились в рот раненого. Уту закашлялся, захлебнувшись вином. Прошло некоторое время, прежде чем его дыхание выровнялось и он снова смог заговорить.

Эсккар терпеливо ждал.

— Уту, они собираются остаться там или уедут?

Эсккару пришлось нагнуться, чтобы разобрать ответ.

— Ниназу собирается… остаться в Биситуне. Он говорит, что деревня теперь принадлежит ему. Оттуда… он правит окрестностями.

Эсккар в гневе скрипнул зубами. Еще один жалкий правитель! С восемьюдесятью-девяноста решительными и хорошо вооруженными людьми легко было захватить Биситун, уже опустошенный варварами алур мерики. Теперь, когда Ниназу установил там свою власть, его отряд будет расти с каждым днем: к нему будут присоединяться отчаявшиеся люди — кто из желания захватывать добычу, кто просто чтобы не умереть с голоду. И снова Эсккар молча проклял варваров и их нашествие. Повсюду, где бы они ни проходили, воцарялся хаос. Он ожидал, что в Биситуне и окрестностях ему придется нелегко, но не ожидал встретить деревню, полную бойцов, превосходящих числом его отряд.

У Эсккара были еще вопросы, но теперь мысли Уту блуждали где-то далеко, его голос становился все слабее, раненый боролся за каждый вдох. Неясные ответы становились все медленней и медленней. Кровь пропитала землю под пленником. Лицо Уту было еще белее, чем раньше, голубоватый оттенок окрасил его губы. В конце концов единственное слово, которое мог разобрать Эсккар, было: «Вина».

Хамати, все еще державший флягу с вином, посмотрел на Эсккара, но тот заметил, что фляга почти пуста, и покачал головой.

— Нет, нам может понадобиться вино для того, другого. Дай ему воды. Он уже не заметит разницы.

Эсккар вышел наружу. Послеполуденное солнце все еще ярко светило в небе, и Эсккару пришлось прикрыть рукой глаза, когда он шагнул из дома.

На площади царила суета. Дракис, один из людей Хамати, сидел на земле рядом с пленником, следя, чтобы тот молчал и остался жив. Не успел Эсккар заговорить, Дракис опередил его:

— Я поставил одного часового рядом с главным входом, командир, и Митрак продолжает наблюдать с крыши, — он показал на дом слева от Эсккара. — Тела погрузили на повозку, их свалят в реку. Остальные наши люди помогают женщинам разделывать убитых лошадей и собирать топливо для костра. Следующие несколько дней у нас будет вволю мяса.