угодно». Ее рука легла на платье ладонью вверх, широкой, плотной ладонью со сплющенными в контровом освещении пальцами, средний чуть набух под красным перстнем. Я захотел снять с нее этот перстень. Она слегка откинулась назад, по-прежнему глядя на меня, оперлась затылком о спинку дивана. Ее рука медленно поднялась к плечу, обогнула шею и расстегнула цепочку, на которой висела крохотная серебряная гирька. «У меня есть друг», – сказала она. Она уставилась на подвеску фальшивым, теплым взглядом, чуть раскачивая ее своим дыханием. «Тот парень, которого я у вас видел?» Она не шевельнула головой, не подала никакого знака, затем подняла глаза на мое лицо, его обегая, его касаясь, со своего рода удивлением, простейшим удивлением, которое, в свою очередь, почувствовал и я, как будто мы с ней в одно и то же мгновение заметили мое присутствие. «Я всего лишь выполняю свою работу, – сказала она. – Но стараюсь как могу. Вам не следует приходить сюда в рабочее время». – «Да». Ее глаза не оставляли меня. Она встала, и я, тоже встав, схватил ее за руки. Я сильно сжал ее. Она будто окаменела, такая окаменелость взывала к молоту. Внезапно ткань ее платья обрела у меня под пальцами телесность. Она стала чем-то странным, возбуждающей и гладкой поверхностью, своего рода черной плотью, которая скользила, льнула и не льнула, топорщилась. Именно в этот момент она преобразилась: клянусь, она стала другой. И я сам, я тоже стал другим. Ее распирало дыхание. В каждой части ее тела что-то изменилось. До сих пор, как бы странно это ни прозвучало, у нас было одно и то же тело, настоящее общее тело, неосязаемое и прозрачное. И это тело с потрясающей быстротой распалось надвое, рассосалось, а на его месте образовалась обжигающая толща, влажная и жадная, нечто стороннее, что не могло ничего видеть или узнать. Да, клянусь, я стал посторонним, и чем сильнее сжимал ее, тем сильнее чувствовал, что и она становится посторонней, ярящейся представить мне кого-то другого или что-то другое. Никто мне не поверит, но в это мгновение мы были разделены, мы чувствовали и вдыхали это разделение, мы его воплотили. Это было очевидно, наконец мы больше не касались друг друга.

Теперь нужно попытаться понять, что именно произошло вслед за этим. Она встала и повернула выключатель. Потом толкнула дверь. Чуть позже мы вышли. У себя дома, бросившись на кровать, я всем телом прижался к стене. Было очень холодно. В восемь часов или, быть может, после восьми постучала консьержка, принесшая поднос с ужином. К этому времени уже совсем стемнело. Несколько мгновений спустя в дверь постучали снова, так что я подумал, что это вторая попытка консьержки. Открыв, я наткнулся на поднос и заметил в коридоре тень пришельца. Сначала мне подумалось, что это приятель моей соседки, но, еще не повернув выключатель, я узнал Пьера Буккса. Его посещение казалось до крайности неприятным. С его стороны прийти в такой момент было безумием.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил он. – Я заглянул по-соседски; если вам мешаю, скажите.

Я дал ему усесться, а сам снова лег.

– В тот день я сказал вам неправду. Я не занимаюсь политикой. В былые времена один из моих друзей впутался в подобные дела, но я потерял его из виду. В настоящее время я связан с одним медицинским учреждением, работаю в должности подчиненной, но почетной.

Он говорил очень тихо; лампа в изголовье почти не давала света.

– Хоть и сам работаю в клинике, я тем не менее ищу хорошего доктора. И на данный момент устал. Похоже, меня донимает бессонница.

Я жестом дал понять, что не знал об этом. Он замолчал. Вокруг лампы кружило какое-то мелкое насекомое; до крайности внезапно оно рухнуло рядом со мной с такой весомостью, что меня пробила дрожь: тут я понял, до чего замерз.

– Не имею ни малейшего представления, что за люди живут в этом доме. Вероятно, такие же, как и повсюду. В связи с этим меня глубоко задело то, что вы сказали в прошлый раз. Я всех охотно вижу, у меня нет предпочтений. Вы сказали нечто очень и очень важное.

Я всматривался в него, ничего не отвечая. Затем одна мысль оформилась во мне с такой силой, что я, похоже, ее высказал. «Это официальная доктрина, – сказал я. – Впрочем, даже когда кого-то предпочитаешь, предпочитаешь кого угодно».

– А! – сказал он, – если вы принимаете эту максиму буквально! Что меня поражает, это ваша привязанность, даже больше: настоящее почитание властей. Вы выражаете это почитание каждым своим жестом. Мало того, вы чеканите его в формулу. Простите меня, на первый взгляд это кажется почти что угодничеством: так и подмывает сказать, что вы чиновник, что вы ищете повышения. Но не обижайтесь на эту мысль, я ее тут же отбросил. Я даже спрашиваю себя, не питают ли вас совершенно иные мысли, слишком уж вы много об этом говорите, слишком много размышляете, это так необычно.

Да, подумал я, я уже слышал эти слова.

– Хочу вам кое-что рассказать: у нас в госпитале уже пятнадцать лет служит один кассир; это очень порядочный и работящий парень, у него большая семья, но некоторые из его детей работают, так что в целом они живут в достатке. Этого кассира несколько раз удостаивали знаков отличия, но в силу каких-то нарушений он попал под подозрение и был вынужден вернуть все эти награды. После этого за ним тщательно наблюдали и убедились, что он ворует. Ну и вот, я прочел поданный его начальниками рапорт: его обвиняют не в воровстве, а в заговоре и саботаже.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Хочу поведать и еще одну историю. Все в той же клинике есть дежурный по палате, весьма недалекий, действительно простая душа. Он подметает, оказывает мелкие услуги, но все, что делает, он делает как попало. Естественно, платят ему совсем гроши. Заметьте, что это хороший парень, этакий мечтатель; тем не менее было бы уместнее освободить его от всех работ. Но знаете, почему его оставляют? Мне это объяснил сам директор: он все же приносит пользу.

– Это выдуманные истории, – внезапно откликнулся я. – Ненавижу подобную манеру выражаться. Впрочем, я плохо себя чувствую, мне кажется, я должен поспать.

Он встал и посмотрел на меня с сочувствующим видом.

– Действительно, вам, кажется, не по себе. Простите меня, мне не стоило заходить. Я видел, как вы поднимаетесь по лестнице с девушкой, которая живет на этом этаже. Мне показалось, что сегодня мое посещение