Коннал готов был схватить ее и трясти, чтобы заставить остановиться. Еще немного, и ярость его выйдет из-под контроля. Но он не мог отвести от Шинид глаз: от нее исходила энергия, и казалось, сам воздух дрожал от напряжения. И вдруг между ладонями ее возникла светящаяся дуга. Коннал заморгал, испуганно взирая на чудо. Лицо ее хранило безмятежное выражение, роскошные волосы сияли, как расплавленная медь. Он испытывал благоговение, и неизвестно, чего в нем было больше: восторга перед чудом или преклонения перед ее красотой. Когда она колдовала, тело ее начинало светиться, воздух вокруг дрожал, как в жаркой пустыне, рождая миражи. Он грезил о мире и спокойствии, и, глядя на нее, ему начало казаться, что она может создать только для него гармоничный, безмятежный мир. Все четыре стихии: ветер, земля, огонь и вода — все было ей подвластно. Но Шинид была одновременно и над стихиями и частью их — такой же, как огонь или ветер. Коннал вздрогнул, настолько ошеломила его только что открытая им истина.

Как может мужчина не смотреть на такую женщину с благоговением?

Воздух задрожал сильнее, засиял серебристым светом, и перед очами изумленного Коннала возник меч. Следя за серебряным мечом, он увидел, как тот опустился Шинид на ладони.

Глаза ее сверкали.

Боже милостивый!

Это был меч, подаренный ему королем Генрихом в тот день, когда его посвятили в рыцари. Такой же, как у де Клера, но если рукоять меча, принадлежавшего Рэймонду, украшали самоцветы, то этот меч — и рукоять, и клинок — был испещрен древними кельтскими письменами, воспринимавшимися как узор, ибо никто не мог прочесть эти знаки. Острие, как и у Рэймонда, имело зазубрины, как у пилы, а на крестообразной гарде эфеса красовался дракон с глазами из сверкающих зеленым огнем изумрудов.

— Откуда он у тебя? — тихо спросил он, только сейчас решившись посмотреть ей в глаза.

— Уверена, ты и сам это знаешь, Пендрагон.

Голос ее был печален. Нет, не может быть, чтобы она тоже знала. Она не присутствовала при том, как он швырнул меч к ногам отца. В тот день Гейлен и Рэймонд пытались отговорить Коннала покинуть Ирландию, когда он решил отправиться с Ричардом в крестовый поход. Это было уже после смерти Генриха. Но в тот день Коннал узнал нечто такое, причем от людей, которым он доверял больше всего на свете, что заставило его принять это решение. Нечто такое, что скрывали от него всю жизнь. И вот тогда он, ходивший в любимцах старого короля, стал никем: второстепенной фигурой, какой не следует даже появляться при дворе нового государя.

— Нет, Шинид. То было в Англии. Тебя там не было, и ты не можешь этого знать.

Шинид пожала плечами, как будто сказанное им не имело значения.

— И все же именно этот меч был при мне, когда ты встретил меня на берегу.

Коннал не стал задаваться вопросом, почему он не узнал этот клинок. Ведь тогда, у моря, он смотрел на нее и ничего больше не видел.

Шинид подняла меч острием вверх, и сталь грозно сверкнула.

Коннал не сделал даже попытки взять оружие из ее руки.

— А теперь попробуй сказать мне, что ты не отвернулся от своего наследия. Ты бросил Ирландию с такой же легкостью, с какой бросил этот меч. — Шинид хотела положить оружие на стол подле себя, но Коннал взмахом руки ее остановил.

— Скажи, отчего ты хранишь его у себя? — хрипло спросил он. Слова давались ему с трудом.

— Если ты не знаешь ответа, то недостоин его носить. — Коннал протянул руку к мечу, но Шинид отступила. — Теперь он мой, Пендрагон.

— Зачем он тебе?

— Меч принадлежал лорду, а теперь я вижу, что он умер.

— Лорд умер, это так, но человек жив и скоро станет твоим мужем.

— Нет! Человек, которого я вижу, перед собой, предал свой народ.

Коннал сжал кулаки, с трудом сдерживая вновь накатившую ярость. Слышно было, как хрустнули костяшки пальцев.

Шинид посмотрела в его глаза, и по спине ее побежали мурашки страха. Такой, взгляд может и убить.

— Как смеешь ты так говорить со мной?! — прорычал он. — Я убивал и не за такие оскорбления!

— Я говорю правду. Ты хочешь воевать с собственным народом.

— Ничего подобного!

Шинид не стала отвечать, лишь презрительно усмехнулась. Само спокойствие и уверенность.

— Разве ты не служил де Лейси Роскамону, который воевал с Рори О'Коннором?

Коннал почувствовал, что бледнеет. Это случилось на сороковой день его рыцарства. Это была его первая битва.

— Ты повернул меч против соотечественников, Пендрагон. За короля Генриха. А теперь ты явился сюда по приказу его сына, чтобы отобрать у ирландцев то, что принадлежит им по праву.

— Ирландией правит Англия, Шинид. Ирландия давно завоевана! Признай этот факт, и дольше проживешь!

— Не угрожай мне, Пендрагон.

— Я не угрожаю тебе, — с недоброй усмешкой процедил Коннал, — я всего лишь говорю правду. Раз так сказал Ричард, значит, так тому и быть!

— Не так, покуда я хозяйка Девяти Лощин. Возвращайся в свою Палестину, к своему королю, и веди с ним его священные войны. Ты сделал свой выбор много лет назад. Ирландия в тебе не нуждается.

Конналу показалось, что она вонзила нож в его сердце. Душа его истекала кровью, но он не желал знать, насколько глубока рана. Шинид упрямая, самоуверенная девка, и он устал от этого бессмысленного спора. Коннал провел рукой по волосам, тихо выругался, призывая себя к спокойствию, и наконец спросил:

— Шинид, скажи ради Бога, почему тебя все время тянет сражаться?

— Я не могу выйти за человека, которого не уважаю. Коннал вскинул голову, уперся в нее взглядом и опустил руку.

Наверное, сильнее нельзя ранить человека словами. Коннал не понимал, отчего он не мог пропустить сказанное ею мимо ушей, не принять ее слова близко к сердцу. Как бы там ни было, слова ее ранили его, а сейчас она подсыпала соли на свежую рану.

— Я тоже не хочу иметь женой бешеную ведьму и тем не менее буду твоим мужем. И мне все равно, уважаешь ты меня или нет.

Она вскинула подбородок, и голубые глаза ее были холодны, а взгляд тяжел.

— Нет, Коннал О'Рурк Пендрагон. Ты не будешь моим мужем. — Голос ее дрогнул, и Коннал тоже вздрогнул, как от боли. «С чего бы это?» — подумал он. — Но если ты ищешь брака со мной из-за того, что дал слово своему корою, — она подняла меч, держа его острием вниз, сжимая рукоять обеими руками, — тогда ты должен завоевать мое сердце.

Вскинув голову, она исчезла. Просто растворилась в воздухе.

Коннал, беспомощный в своем гневе, обвел взглядом опустевшую комнату, в которой о недавнем присутствии Шинид напоминало лишь облачко красноватого дыма. За несколько минут она заставила его испытать больше обид, чем все враги, вместе взятые, за дюжину прожитых лет.