– Если ты надеешься услышать мадам Эмеральд, то зря теряешь время, – начал Максимилиан. – Она устроила скандал и отказалась петь.

– Очень странно, – пробормотал Оскар.

– И это не единственная странность, с которой я сегодня столкнулся, – продолжил Максимилиан.

Он рассказал другу обо всём, что увидел в её гримёрной. Что она носит парик и костюм, в котором выглядит крупнее, чем на самом деле, как она ждёт не дождётся, когда закончатся её отношения с театром, и самое таинственное – почему из-за закрытой двери её голос звучит совершенно иначе.

Оскар внимательно слушал, кивая время от времени с задумчивым видом. Иногда он в удивлении поднимал брови. Или неодобрительно ворчал, узнав о поведении мадам и Жанетт.

– Здесь явно что-то происходит, – заключил Максимилиан. – И я должен во всём этом разобраться.

– Тогда предлагаю свою помощь в качестве ассистента. Я как-то был помощником знаменитого детектива в деле о похищенном пуделе и…

Но вдруг из окна под ними раздалось чудесное пение мадам, совсем не похожее на ту грубую простонародную песню, которую она голосила, когда кружилась по комнате с Максимилианом. И он прервал друга.

– Пять минут назад она пела совсем по-другому! – изумился Максимилиан.

Оскар задумчиво посмотрел на него.

– И никто ни разу не видел, как она поёт? – спросил он.

Максимилиан покачал головой. Он подбежал к краю крыши и посмотрел на откос под окном гримёрной мадам. У него даже усы задрожали от того, что он собирался сейчас предложить. Следить за дамой – это верх неприличия, но если он хочет разгадать эту тайну…

– Как ты думаешь, мы сможем туда добраться? – спросил он.

Оскар оглядел кирпичную стену и пересечения пожарных лестниц на ней.

– Наверняка, – ответил он. – Давай за мной.

Через несколько минут они висели, зацепившись передними лапами за железные перекладины пожарной лестницы возле гримёрки мадам. Максимилиан уже начал сомневаться в том, что это была хорошая идея. Что будет, если он не удержится?

Оскар подтянулся и легко поскакал по карнизам, пока не очутился на карнизе мадам.

«Как бы я хотел быть таким же смелым», – подумал Максимилиан. Он на цыпочках подошёл к краю лестницы и, волнуясь, прыгнул вслед за Оскаром. С каждым его прыжком Оскар шептал: «Давай, ты сможешь», – но Максимилиан всё же отчаянно трусил.

Прекрасное пение лилось из окна мадам, и люди на улице останавливались, чтобы его послушать. Максимилиан и Оскар выгибали шеи, заглядывая в окно.

Мадам лежала на кушетке, её голова была запрокинута, а рот широко открыт.

«Какая необычная позиция для пения», – подумал Максимилиан.

Мадам слегка вздрогнула и всхрапнула. Она вообще не пела.

– Она храпит! – прошипел Оскар.

– А кто же тогда поёт? – спросил Максимилиан. Он заглянул в комнату, но никого не увидел. Может, кто-то прячется в углу, за китайской ширмой, но кто же это? Кот протянул лапу и зацепился за подоконник.

– Что ты делаешь? – спросил Оскар.

– Я на минуточку, – ответил Максимилиан и запрыгнул в комнату.

Поглядывая время от времени на мадам, он подбежал к ширме и заглянул за створки, но там никого не было.

Как странно, подумал кот. Он уже собирался обследовать вешалку с костюмами в другом углу гримёрки, когда заметил, что из-под неё высовываются носы ботинок, и голос спросил: «Это вы, мисс?» Голос принадлежал Жанетт!

Максимилиану едва хватило времени пронестись по комнате и выскочить на карниз до того, как она вышла из-за вешалки, держа в руке шляпу с перьями. Его сердце стучало, как колёса скорого поезда, когда Максимилиан вслед за Оскаром летел по карнизам, едва замечая, как они высоко над землёй. Всё, о чём он мог думать, – это о новой тайне. Если не мадам пела такие прекрасные песни, то кто тогда?

Следующие несколько дней Максимилиану было некогда раздумывать над этой тайной. Весь театр гудел как улей, готовясь к выступлению перед монаршими особами. Хор репетировал по два раза в день, все устали и были недовольны. Месье Лаврош за одну неделю переменил целую радугу жилеток и выглядел всё более и более измотанным, что очень беспокоило миссис Гарланд. Один только швейцар Фред сохранял полное спокойствие. Пока он мог позволить себе после обеда выпить чашечку чая и пока «этот ужасный кот» не путался под ногами, Фред был доволен жизнью. Каждый день месье Лаврош спешил в кассу, чтобы узнать последние данные о количестве проданных билетов. И каждый день он волновался всё больше и больше, поскольку весь Лондон намеревался прийти на тот же спектакль, что и королевская чета.

Агнесса и Сильвия тоже были вне себя от волнения – им предстояло танцевать перед королём и королевой. По полчаса перед каждой репетицией они перед зеркалом в костюмерной тренировались приседать в реверансе.

И Максимилиан удвоил свои усилия по поимке мышей. За сутки до премьеры он обнаружил, что некое мышиное семейство обосновалось в кассе под столом. Это никуда не годилось – что, если какой-нибудь виконт или член парламента, когда будет покупать билеты на гала-представление, вдруг увидит мышей, снующих по прилавку?..

Проходя мимо кабинета месье Лавроша по пути в холл, Максимилиан услышал громкие голоса. Он остановился. Он знал, что неприлично подслушивать под дверями, и прекрасно помнил народную мудрость про «любопытство и кошку». Но всё же он остановился.

– Она абсолютно невыносима! – возмущалась миссис Гарланд. – Я не смогла подобрать для неё ни одного костюма. Она должна уйти!

– А я едва могу заставить себя приходить на репетиции! – жаловалась мисс Жюли. – Если она появляется, то отказывается петь. Всегда у неё какая-нибудь причина! Она груба с хористками и отвратительно относится к работникам сцены. Она должна уйти!

– Спектакль состоится завтра вечером, и все билеты раскуплены, – спокойно отвечал голос месье Лавроша. – Она должна остаться.

– Исполнительница главной роли – и не спела ни на одной репетиции! Откуда мы знаем – может, она вообще не имеет понятия, что делать? Давайте возьмём дублёршу Агнессу. Я с ней занималась, и она знает партию от и до, – продолжала мисс Жюли, и её обычно мягкий голос звучал так резко, как Максимилиан никогда раньше не слышал.

– Может, объединим наши усилия? – выступила миссис Гарланд. – Вы будете её удерживать и заставлять петь, а я примерю на неё платье, пока она будет занята.