грязную и промокшую лиинскую накидку. Между прочим, очень дорогую. И не потому, что это подарок Инга, а потому, что лиинская одежда вообще стоит баснословных денег в Альянсе.

Мужчина сидел в капитанском кресле, крупно дрожал и в коем-то веке боялся поднять взгляд.

— Что вообще с тобой стряслось? У тебя какая-то боязнь воды? Не умеешь плавать или что?

— Я родился на космической станции. — прохрипел утопленник и снова откашлялся.

— И что?

Вилат, наконец, смог поднять взгляд и злобно посмотреть на землянку:

— Я родился на космической станции, глупая! У нас нет столько воды.

Алина невольно вздернула брови, пытаясь осознать, какого это — никогда не видеть озер и рек. Получается, что от вида земного океана у него вообще приступ будет?

— То есть, ты что, никогда не бывал на других планетах? Не видел, как люди купаются, не нырял за ракушками и даже не рыбачил?

— Нет конечно! Меня же воспитывали как главу Нового Санора. Мы с Шини покидали станцию только для переговоров. Я был на Туоле и на Эо пару раз. Была возможность слетать на Мэризу, но что-то тогда не получилось.

— Это третья планета в твоей жизни? — Алина машинально посмотрела в иллюминатор на пустынную поверхность со странной растительностью. — Сочувствую.

— Мне твое сочувствие безразлично. Главы государств многим жертвуют, но еще больше получают.

— Что например? Сдохнуть в челноке, когда закончился кислород? Так себе преимущество, если честно.

— Мне все равно, что ты думаешь о власти Санора и обо мне в частности. Ты сама-то всего лишь обычная землянка без каких либо выдающихся качеств. Вот прям вообще ничего в тебе не вижу, что могло бы главу Альянса привлечь. — голос Вилата стал привычно надменный, с нотками превосходства и власти. А может он просто хотел задеть землянку побольнее и не нашел ничего умнее, как перейти на личности.

— Надо было позволить тебе утонуть, — спокойно ответила девушка, хотя в голове уже зрел эпичный скандал, возможно даже с применением подручных средств в качестве холодного оружия, — с таким говнюком на одной планете находиться противно.

Мужчина хотел было что-то ответить, но запнулся на полуслове и уставился на единственное яркое пятно — приборную панель. Сначала он хотел напомнить, что он вообще-то глава государства. Но вдруг понял, что прямо сейчас его власть вообще ничего не стоит. Через пару дней, если их не спасут, он будет готов отдать всю власть за тарелку глисадинской похлебки.

Как добывать еду на безлюдной планете изнеженный государь не знал и вероятнее всего единственная надежда не протянуть ноги от голода сидит напротив и, судя по сдвинутым бровям и недовольному лицу, очень злится. И ведь есть за что. Зачем он вообще начал говорить о личных качествах землянки? Он же ее толком не знает. Только слухи о любовнице главы Лиина. А слухи имеют свойство доходить до ушей в искаженном виде.

И еще она только что жизнь ему спасла. Вот бы нелепая смерть была. Глава Санора умер в луже, захлебнувшись грязной водой. Уж лучше сдохнуть от голода в челноке, хоть не так стыдно будет.

— Прости, землянка. — почти шепотом произнес эрлинец, в коем-то веке смущенно отводя взгляд. — Я был неправ и проявил самые отвратительные черты характера, чтобы позлить тебя. Мне нет никакого дела до твоей жизни на Лиине.

Алина в ответ не произнесла ни слова. Она понимала, что стоит только сказать, что она думает на самом деле и между ними опять вспыхнет скандал. А между тем, прямо сейчас надо думать не о качествах друг друга, а о том, как выжить. И если Вилат не знает, что нужно делать на незнакомой планете, то они в глубокой…

— Скажи хоть что-нибудь, Алина?

— У нас слишком много дел, чтобы спорить. Как думаешь, тут есть еда?

Вилат встрепенулся, зачем-то оглядел маленький челнок и недовольно поджал губы:

— Здесь точно ничего нет.

— Да это и так понятно. На планете есть что-нибудь? Деревья вроде растут, вода есть. Может, не знаю, пройтись по округе, еду поискать? Хрен его знает, сколько нам тут торчать. Только пообещай, что в воду больше лезть не будешь.

— Ты думаешь мы сейчас с тобой прогуляемся и найдем нетронутое хранилище? Или, может, закусочную? — Вилат нервно усмехнулся. — Ну конечно, вон там, за теми деревьями сарноские повара готовят свои необычные блюда.

— Не издевайся, вообще не к месту. И, к слову, сарноская кухня мне совершенно не нравится. Не могу понять, чего в Альянсе все от нее в восторге.

— У них вкусные фруктовые корзиночки. — Вилат изобразил руками что-то круглое и вытянутое. — Пробовала? Они с хрустящей начинкой внутри, самое известное блюдо Сарноса. Можно найти даже на Глисаде, если очень постараться.

— Абсолютно безвкусная фигня. На Земле еда куда вкуснее.

— Ну конечно, на Земле все лучше, не спорю. — съязвил эрлинец.

Алина глубоко вздохнула, прогоняя подкатывающее желание сказать что-нибудь колкое, чтобы эрлинец захлопнул рот:

— Не важно, где и какая еда. Сколько мы с тобой тут проторчим? День, год? Что делать-то?

— Ты же у нас великая землянка, которая выжила в космосе. Придумай!

— Да я проспала все время и понятия не имею, что надо делать! Вас что, не учат всяким нештатным ситуациям?

— Меня нет. — Вилат пожал плечами и посмотрел в иллюминатор. Теперь планета казалась ему не спасением от мучительной смерти, а лишь небольшой отсрочкой неизбежного. Они все равно умрут от голода.

— Но что-то делать надо. Мы же здесь сдохнем. — бормотала землянка, оглядывая челнок.

Пока Вилат меланхолично разглядывал очертания озер за прозрачной стеной, Алина вытащила из небольшой ниши свой чемодан и вывалила содержимое на пол. Пару лиинских накидок, чтобы показать свой статус, нижнее белье, и шкатулка с украшениями. Ничего, что могло бы принести пользу на безлюдной планете. Разве что накидками на ночь укрываться, да под задницу подкладывать, если ночи будут холодными.

А вот украшения…

Алина вытряхнула на кресло шкатулку с украшениями и вытянула из общей кучки длинную нить лиинского жемчуга. Вообще, это никакой не жемчуг в земном понимании. На Лиине есть странные зверушки, которые называются Пхеза — что-то среднее между голубем и обезьянкой. Нет, их не едят и не показывают в зоопарке, они свободно живут в бескрайних лесах Лиина. Когда животное умирает, у него забирают самое ценное —