— Вовсе нет. — Рейн смотрел в свой бокал.

«Ага, он играет нами и не обращает внимания на мнение других». Кристиан завидовал терпимости друга, с какой тот относился к разным слухам и пересудам. Все английское общество старалось блюсти свою репутацию, а Рейн шел собственным опасным путем, и колкие замечания соскальзывали с него, как вода с корпусов его чертовых кораблей. Он знает, чего они хотят, и не подпускает их близко. Им нужна компания «Белая императрица», его непобедимый флот и чай. Корона хотела установить над ним контроль, потому что он привозил ящики этого товара во все места, куда еще не проникла Англия. Он был вне их досягаемости, вне их власти, ибо теперь, когда шла война в колониях, Рейн Монтгомери мог плевать на Британскую империю и ее санкции, и английское общество мирилось с его присутствием.

Короне дьявольски повезло, что этому человеку плевать, если даже англичане и американцы разорвут друг друга на куски.

А Кристиан Чендлёр, лорд Стенхоуп, не мог дождаться минуты, когда увидит, как иерархи британского флота и парламента будут раболепствовать перед человеком, которого считали парией. «Нас ждет прелестнейший вечер», — подумал Кристиан, поднимаясь с дивана.

— Можешь чувствовать себя здесь как дома, Рейн. Только не трогай служанок.

Уголки губ у капитана слегка приподнялись: не улыбка, скорее оскал пантеры, играющей с добычей.

Граф даже поежился, в очередной раз задавая себе вопрос, найдется ли человек, действительно знающий, кто такой Рейн Монтгомери. О нем ходило так много слухов, что не представлялось возможным понять, какие из них являются выдумками, а Рейн, черт бы его побрал, ничего не опровергал. Тем не менее Кристиан считал себя его близким другом.

Рейн, уловив симпатию в его взгляде, подавил раздражение.

— Оденьтесь как подобает, ваша светлость. — Титул прозвучал как оскорбление. — Мы уже опаздываем.

— Они знают, что ты придешь, — ответил граф, не взглянув на часы.

«Он уже потирает руки в предвкушении удовольствия», — подумал Рейн. Его бы не удивило, если бы его друг сам посеял семена всяких домыслов просто для остроты ощущений.

— Я рад, что доставляю тебе столько удовольствия, — добродушно сказал он.

— Добавляет немного веселья к весьма скучным обязанностям, — ухмыльнулся Кристиан, выходя из кабинета.

От этого вечера Рейн не ждал ничего, кроме роскошной еды, приятной музыки и вежливости, едва скрывавшей ледяное презрение и вульгарное любопытство. Но ему пришлось вынести немало подобных ночей ради того, чтобы раскрыть правду.

Он смотрел на потрескивающий в камине огонь и быстро отбросил носком сапога выскочивший уголек, прежде чем тот успел прожечь дорогой ковер. Хватило одного посещения Англии, чтобы Рейн вспомнил, что он чужой в этом обществе, и теперь ему страстно хотелось почувствовать под ногами качающуюся палубу корабля, ощутить теплый бриз, окунуться в беззаботную жизнь родного острова.

Он сел в кресло, вытянув длинные ноги, затем благоразумно расстегнул черный бархатный жилет, и его рука скользнула по цепочке.

Медальон холодил кожу, напоминая о грузе его поступков.

Сегодня не просто бал в честь награждения британского генерала. Сегодня он сделает еще один шаг, чтобы уничтожить веру двух людей, которые любили его, заботились о нем, когда он был покинут и одинок. Двадцать лет назад Рэнсом и Аврора вдохнули в него жизнь.

Он поклялся им в верности.

Но сегодня вечером безжалостно убьет эту веру, как невинного ягненка на языческом жертвоприношении.

«Они никогда не простят меня».

Рейн не знал, сможет ли простить самого себя за предательство единственной семьи, которая у него когда-то была.

Но он должен это сделать.

Чтобы сохранить рассудок.

Шум голосов, звон хрусталя и фарфора. Микаэла переходила от одной группы гостей к другой, командовала прислугой, следила за пополнением буфетной стойки, пыталась занять себя обязанностями хозяйки дядиного бала, держась подальше от приглашавших ее на танец офицеров.

— У нас кончается вино, мэм, — прошептал слуга.

— Вели Джеймсу принести из погреба еще две дюжины бутылок. На крайний случай приличный запас есть в кабинете генерала.

На лице слуги отразился ужас, но Микаэла только озорно улыбнулась в ответ. Дядя одобрит подобную жертву, если она избавит его от неловкого положения. «Он никогда не согласится признать, что его друзья недостойны съесть и выпить столько, сколько смогут за эти несколько часов», — подумала она и взглянула в его сторону. Склонив друг к другу напудренные головы, они с майором Уинтерсом о чем-то беседовали. Вероятно, о ней, раз майор украдкой поглядывал на нее. Микаэла взглядом послала его к черту, но Уинтерс ответил ей дружелюбной улыбкой. «Этот крепкий череп способно пробить только пушечное ядро», — решила она.

Чье-то прикосновение заставило Микаэлу вздрогнуть и резко обернуться.

— Дункан! — радостно воскликнула она, глядя в знакомое лицо бывшего адъютанта отца.

Но Дункан Макбейн продолжал хмуро рассматривать ее.

— С тобой все в порядке, девочка?

Что это за царапина у нее на подбородке?

— Конечно! — Ответ явно не удовлетворил его, но он был истинным джентльменом, чтобы настаивать. — Как я рада видеть вас. Развлекайтесь, капитан.

Она пошла дальше и вдруг застыла на месте. Дункан увидел, как ее улыбка растаяла, лицо стало напряженным.

— Микаэла? Твой дядя приглашает интересных людей, правда?

Микаэла не слушала его, помертвев от страха. Он стоял один, черный как ночь, его взгляд скользил по толпе скучающе и дерзко. На миг ей показалось, что она сможет ускользнуть незамеченной, однако Рейн уже заметил ее.

— Потанцуйте со мной, Дункан! Сейчас. Умоляю, — бесстыдно прошептала она.

Боже правый, как он мог принимать ее за служанку?

И кто этот британский офицер, на золотом обшлаге которого лежит ее рука? Не он ли оставил царапину у нее на подбородке? «Я спущу с него шкуру», — подумал Рейн, сжав кулаки, когда офицер закружил ее в танце. Он наблюдал за ней, стараясь унять радость от встречи и загнать свои чувства в самый дальний, безопасный уголок сознания, Тут Микаэла повернулась к нему лицом, и он вдруг почувствовал незримые нити, протянувшиеся между ними через огромный зал. Она тоже ощутила эту связь, глаза у нее вспыхнули, ноги сбились с ритма.

«Черт побери, она дьявольски красива». Микаэла в темно-синем платье казалась сапфиром на фоне бледных нарядов, а ее темно-рыжие волосы дерзко выделялись среди напудренных причесок остальных дам. Рейн снова и снова устремлял на девушку взгляд, будто она таяла на глазах, и он забывал эти темные брови над кошачьими глазами, этот рог, созданный, чтобы сводить мужчин с ума. Он знал и другую Микаэлу: женщину, обладающую скрытой силой, которая иногда прорывалась наружу, словно тлеющий под золой уголек, от которого Рейн готов был воспламениться как сухой трут.