Эрика лишь пожала плечами.

Отцу сообщили вечером. Он по-деловому выяснил всю информацию про будущего зятя и про его семью, ничем не выдавая своих эмоций.

— Знаешь, Эрика, если бы ты имела хоть чуточку другой характер, я бы попытался тебя переубедить. Потому что не вижу в этом браке ничего прочного. И не из-за парня самого, он, как я понимаю, особых проблем создавать не будет, а из-за тебя самой. Ты же долго не выдержишь такого преклонения. Сядешь на шею, свесишь ножки, а потом сбежишь, — спокойно рассуждал отец, как будто обдумывал свою очередную сделку. — Но тебя, к сожалению, не переубедишь. Ты из того рода людей, которые учатся на своих ошибках.

— Ну пока я вроде не делала никаких крупных ошибок, папа, не так ли? — возразила Эрика. — Может, и на этот раз все обойдется?

И почему они все не в восторге от ее решения? Ведь это так очевидно! В этом браке одни плюсы и никаких минусов. Хороший надежный муж, верный и преданный, без особых претензий, о чем еще можно мечтать? Он же будет как тесто в ее руках: что слепишь, то и получишь. Прелесть!

— Ладно, приводи своего избранника, поговорим, там и подумаем, — промолвил Евгений Анатольевич, проигрывая в уме различные варианты, как можно все сделать так, чтобы свести риск к минимуму.

«Избранник» тем временем и не подозревал, что его судьба решилась без его ведома. Жизнь Максима Рогожина текла спокойно и предсказуемо. И в общем-то одиноко. Вернее, он был настолько поглощен работой, что места для чего-то другого не оставалось. Справедливости ради надо сказать, что было бы желание — нашлось бы и время и возможности, но в том-то и дело, что желания не было. Макс принадлежал к категории однолюбов. Унаследовал он это качество от матери, которая после смерти отца так и не смогла больше полюбить другого мужчину. Всю жизнь Анна Тимофеевна жила воспоминаниями о погибшем муже, культивировала в сыне любовь и уважение к почти забытому им образу. Он уважал ее чувства и никогда даже и не намекал на возможность появления другого мужчины в ее жизни, хотя частенько подумывал с беспокойством о ее одинокой старости.

Беспокоясь об одиночестве матери, Макс совершенно не задумывался о своем. Если Эрика долгое время держала его образ глубоко в подсознании, то Макс всегда четко знал, что она и есть любовь его жизнь. Знал это в школе, в медицинской академии, все то время, что они прожили на виду друг у друга. Та ночь на даче у Аленки многое изменила в его жизни. Только такая непредсказуемая личность, как Эрика, могла сама же приблизить его к себе и сама же воспользоваться этим в качестве предлога для разрыва. Он чувствовал Эрику лучше, чем она сама. Если ей было непонятно смятение, творившееся в ее душе, то Макс это состояние ощутил со всей глубиной. И не удивился, когда она вдруг выстроила невидимую стену между ними, отдалившись от него и всем своим видом показывая, что их ничего не связывает.

Какое-то время они даже практически не общались. Эрика продолжала жить в своем ритме, а Макс был поглощен учебой и дежурствами в клинике, где он снискал уважение у своих учителей и коллег упорством и очевидным талантом. Пациенты любили его не только за знания, но и за чувство сострадания и умение разговаривать с ними. Он твердо шел к цели стать хорошим хирургом и использовал для этого все свои ресурсы. Он не искал сближения с Эрикой, отлично зная, что она нуждалась в нем, хоть и не признавалась в этом даже самой себе.

И он оказался прав. Через некоторое время Эрика, поняв, что Макс и не собирается требовать от нее никаких стабильных отношений (чего она, пожалуй, боялась больше всего на свете), сама возобновила их общение, сделав при этом вид, что это по-прежнему для нее ровным счетом ничего не значит. Макс не сопротивлялся этому сближению, но стал тратить гораздо меньше времени на разговоры о личной жизни Эрики, стараясь избегать тем о ее поклонниках. Отшучивался и сразу же менял тему. Однако он по-прежнему был всегда рядом, когда ей нужна была помощь в чем-либо. Его любовь к ней не остыла, но она трансформировалась в нечто новое, где было место не только поклонению своей возлюбленной, но и своей собственной жизни, своему развитию. Макс уже не зацикливался на своих чувствах, он повзрослел, и жизнь обретала для него все более разнообразные краски, однако все это нисколько не мешало ему поддерживать пламя любви в своем сердце, не навязывая его при этом Эрике. Саму Эрику это устраивало как нельзя лучше.

Учеба подходила к завершению, и Макса уже ждали на работу в хирургическом отделении, где он провел столько бессонных ночей, берясь за любое дело и накопив приличный опыт. Ему не надо было беспокоиться о том, чем он займется после распределения, его талант и настойчивость сделали это за него.

Окончание академии неминуемо означало полное расхождение их путей, и Макс знал это. Что посеяно, то посеяно. Если это когда-либо взрастет, так тому и быть, если же нет — тогда… Тогда он не знал, что делать. Потому что не мыслил себя без Эрики, не знал, как он сможет без нее жить.

Последний день студенчества был давно распланирован. Они решили отпраздновать свой выпускной, заказав на весь выпуск ужин в ресторане. Это были уже не те неоперившиеся юнцы, которые смотрели широко распахнутыми глазами в будущее на школьном балу, нет, это были уже другие лица и другие глаза. Кто-то успел обзавестись семьей и даже детьми, кто-то еще только строил планы, а кто-то вообще не думал об этом. Одни уже познали на практике, что такое настоящая медицина, и твердо знали, чего хотят добиться в этой непростой области, другие еще только пробовали себя, до сих пор не определившись в своих приоритетах, третьи, получив диплом о высшем медицинском образовании, мечтали совсем о другой карьере, ничем не связанной с работой в клиниках. Все они были разные, но всех их объединяло в этот вечер одно: они заканчивали очередную главу своей жизни и стояли на пути к следующей.

Эрика держала в руках бокал с шампанским, прислонившись к косяку дверного проема, и смотрела на вечерний город с балкона. Город сверкал огнями, заманивая в свою яркую и динамичную жизнь, обещая невероятные возможности, признавая право на риск и ничего не упоминая о том, что вот теперь-то только и начинается настоящая жизнь, где практически нет права на ошибки, а если оно и существует, то за каждый неверный шаг существует своя расплата.

— Один танец мой? — неслышно подошел к ней Макс, напоминая своим вопросом их школьный выпускной.

— Твой-твой, и не один, — засмеялась Эрика.

— Ну пойдем тогда, доктор Эрика!

Музыка звучала мягко и настраивала на лиричный лад. Вокруг в ритм музыки покачивались пары, и все вдруг показались Эрике такими родными, и в тоже время ее не покидало ощущение завершения одного из наиболее ярких периодов жизни. Ей почему-то взгрустнулось.

— А ведь разойдемся вот так и практически перестанем видится, — вздохнула она. — Заживем каждый своей жизнью и забудем друг про друга.

— А тебе будет от этого грустно?

— Да, представь себе. Говорят, студенческие годы неповторимы… А что будет потом, никто не знает. Счастливы ли мы будем, что нам приготовила судьба — неизвестно. А неизвестность всегда пугает. — Эрика была не похожа сама на себя. Ее извечная самоуверенность, казалось, начинала ей изменять.