Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мария приподнялась, закрываясь покрывалом. Василий, тоже полураздетый, спал в обнимку с какой-то блондинкой.
Остатки еды на столе, свидетельствовавшие об обильном застолье, вызвали тошноту. Женщину вырвало прямо на пол, и она, лихорадочно вытирая подбородок, вскочила, натягивая платье.
От резких, торопливых движений оборвались крючки и запрыгали на полу. Сорвав со стула чей-то платок, она бросилась к мужу и принялась расталкивать его:
– Васюк, просыпайся. Пойдем отсюда.
Василий открыл голубые глаза, растерянно заморгал и пробормотал:
– Я хочу спать. Оставь меня в покое.
Осознав, что наркотический сон может быть тяжелым, Мария оставила мужа в покое, как он и просил, кутаясь в платок – проклятый озноб не проходил, терзая измученное тело, – подошла к входной двери и распахнула ее.
Свежий воздух принес облегчение, и женщина, стараясь не привлекать взглядов прохожих, торопливо пошла домой.
Дома она велела служанке набрать ванну и категорически отказалась от завтрака.
Тошнота усилилась. Тарновскую снова вырвало, на этот раз желчью. Рвотные спазмы вызывало само упоминание о еде. Даже запах кофе, который сварила служанка, так, на всякий случай, заставлял ее содрогаться.
Приняв ванну, Мария легла в постель и постаралась заснуть. В голове вертелись обрывки популярных песен, руки и ноги тряслись противной мелкой дрожью.
«Надо выпить хотя бы чаю, – подумала женщина. – Может быть, мне полегчает. Это, наверное, от наркотика».
Приподнявшись, Мария хотела позвать служанку, но не смогла: ее вырвало прямо на простыни. Тарновскую охватил леденящий страх.
«Наверное, я заболела, – пронеслось в голове. – Если завтра не станет лучше, надо сходить к доктору».
Крикнув служанку и приказав поменять простыни, Тарновская переместилась в кресло и, подперев руками голову, стала смотреть в окно, на изумрудную зелень палисадника.
В тот день ей так и не удалось почувствовать себя хорошо.
Киев, 1897 г.
– Ну что ж, милочка. – Седоватый доктор, вечно неряшливо одетый, с крошками хлеба в густых сивых усах, улыбнулся женщине. – Поздравляю. Вы станете матерью.
Марию словно ударили током.
– Как? Какой матерью? Что вы говорите?
– Разве нужно объяснять? – удивился врач, садясь за стол и придвигая к себе чистый лист бумаги. – Вы беременны, милочка. Представляю, как обрадуется Василий Васильевич.
Мария провела рукой по покрасневшему лицу:
– Он не обрадуется. – Она покачала головой. – Мы слишком молоды, чтобы иметь ребенка. – Тарновская вдруг опустилась на колени и застучала кулачками по его ногам: – Доктор, я должна избавиться от него. И чем скорее, тем лучше.
Жилистая, в старческих пятнах рука врача потянулась к стакану с холодным чаем.
– Милочка, я не ослышался?
– Нет, не ослышались. – Мария вздохнула и дернулась. – Мне не нужен ребенок. Вы должны нам помочь.
Врач сделал глоток и так резко поставил стакан на стол, что желтоватая жидкость выплеснулась на бумаги. Он поморщился и вытер пятно несвежим платком.
– Такое бывает, милочка. Многие женщины не осознают радость материнства, пока не родят. Как вы знаете, аборты запрещены. Но если бы их и разрешили, я все равно не стал бы делать. Это противоестественно. Кроме того, я верующий человек и никогда не совершу ничего такого, что было бы не угодно Богу.
Мария тяжело поднялась и погладила его нервно вздрагивавшее плечо:
– А если я заплачу вам?
Он грустно усмехнулся:
– Это ничего не изменит. Мой вам совет – идите домой и расскажите обо всем мужу. Уверен, Василий Васильевич обрадуется наследнику.
Тарновская нервно хрустнула пальцами:
– Доктор, а если женщине нельзя рожать по медицинским показаниям?
Врач прищурился:
– Но, как известно, вы не страдаете тяжелыми заболеваниями? Сердечко у вас здоровое.
Мария усмехнулась:
– Разве только в этом дело? Что вы скажете, если узнаете, что будущая мать принимает наркотики?
Мужчина растерянно провел рукой по седым волосам:
– Вы принимаете наркотики? Но какие?
Она придвинулась к нему:
– Могу ли я надеяться, что это останется между нами?
Он закивал как китайский болванчик:
– Конечно. Но, поймите, я должен знать…
– А зачем вам это знать? – усмехнулась женщина. – Достаточно моего признания. Так да или нет?
Врач покраснел, потом побледнел:
– Если вы опять намекаете… Я опять вам отвечу «нет». Разве вы не знаете, что аборт приравнивается к умышленному детоубийству, а наказанию подвергаются как врач, так и женщина? Меня сошлют в Сибирь, возможно на десять лет, вас отправят в исправительное учреждение на шесть.
Она дотронулась до его плеча:
– Если узнают, правда?
От ее прикосновения доктор дернулся, как от укуса ядовитого насекомого, и вскочил в негодовании:
– Нет, нет и нет! Если хотите, поищите кого-нибудь другого. А сейчас, – он кивнул на дверь, – прошу прощения. Меня ждут больные.
Мария гордо вскинула голову:
– Как хотите… Учтите, доктор, если вы кому-нибудь расскажете о нашем разговоре. – Ее голубые глаза недобро блеснули.
Мужчине стало не по себе, и он замахал руками:
– Я никому ничего не скажу, а вы идите и подумайте. Я надеюсь, что вы примете единственно правильное решение.
Тарновская вышла, громко хлопнув дверью. На ее губах играла улыбка, но в душе скребли кошки. Она мучительно искала выход из сложившейся ситуации и, к сожалению, не находила. Ребенок не должен был появляться на свет ни в коем случае. Ей одной не под силу решить такую задачу. Может быть, Василий что-нибудь придумает?
Выйдя на улицу, она наняла экипаж и поехала домой.
* * *
На удивление Марии, Василий выслушал ее совершенно спокойно. Он нежно обнял жену и прижал к широкой груди.
– Мои родители будут рады наследнику, Мара. Ты родишь этого ребенка.
Женщина жалобно посмотрела на мужа:
– Но, Васюк, что, если он родится больным? Я, конечно, была полной дурой, когда после первого укола морфином продолжила колоться. Но я даже не подумала о том, что могу забеременеть. Прости меня, пожалуйста.
Василий улыбнулся:
– Наверное, мы еще очень молоды, Мара. Молоды и беспечны. Ребенок заставит нас о многом задуматься и серьезнее относиться к жизни. – Он цокнул языком: – А как обрадуется бабушка!