Но однажды к нему попала действительно уникальная вещь. На объявление «Куплю антиквариат», которое Турбин, как и все подобные спекулянты, давал в московских газетах, откликнулась женщина, предложившая автограф двух глав «Капитанской дочки». Бедняга срочно нуждалась в деньгах и была готова уступить такой раритет за полцены – всего за тридцать тысяч долларов.

Турбин эти деньги нашел, причем за одну ночь. Ему даже пришлось заложить единственное, чем он обладал, – двухкомнатную квартиру.

Продажа автографа Пушкина не только позволила Турбину хорошо заработать – благодаря этому случаю, он попал в круг элиты московского антикварного бизнеса. Познакомился с теми людьми, которые не чахнут в своей лавчонке подле дряхлых самоваров, а обделывают делишки покрупнее.

Новые знакомые стали иногда привлекать к этим делишкам и его. Турбину снова начала улыбаться удача. Придумывая хитрые комбинации для того, чтобы вывезти из страны произведения искусства или организуя фальшивые экспертизы, он постепенно приобретал и деньги и уверенность в собственных силах.

И вот, в один прекрасный день, спустя ровно десять лет после освобождения из колонии, Турбин понял, что и первого и второго у него накопилось предостаточно, чтобы наконец стартануть по-настоящему.

И через пару месяцев появился аукционный дом «Золотой лев».

Пока денег у его владельца не было даже на фуршет для журналистов – пришлось одолжить у одного приятеля. Но он был уверен, что очень скоро, сразу же после первых торгов, ситуация изменится. И успех не за горами.

Поэтому Турбин, гнавший машину по мокрой и темной подмосковной дороге, был преисполнен оптимизма. Рядом с ним сидел его молчаливый и невзрачный спутник.

Вскоре после ухода аукционщика Рыхлин отправился в баню, прихватив для компании пару официанток. Домой он в этот вечер решил уже не ехать. Время было позднее, а с самого утра в загадочном ресторанчике «У Жоры» у него было назначено большое «совещание».

Это место Рыхлин использовал для самых важных встреч, которые надо было провести в обстановке строгой секретности, подальше от любопытных глаз. Ведь такая фигура, как он, привлекала внимание, и не один журналюга рыскал за ним по пятам в поисках компромата. Одного из них даже как-то пришлось замочить.

Судьба рецидивиста Отвертки после освобождения складывалась совсем иначе, нежели у Турбина. На свободу Рыхлин вышел в девяностом. Время вполне способствовало осуществлению его планов, возникавших в отчаянной голове долгими и скучными тюремными вечерами.

На зону он больше решил не возвращаться. Было понятно, что сейчас деньги в тысячу раз лучше зарабатывать не разбоем и бандитизмом, а относительно честным путем.

Выжав из одного знакомого еще по старой жизни банкира выгодный кредит, Отвертка занялся бизнесом. Сначала открыл кондитерскую фабрику, потом мясокомбинат… Потом удалось вклиниться в торговлю нефтью, освободив себе место с помощью верных бойцов.

Со временем зэк Отвертка превратился в респектабельного мужчину по имени Виктор Петрович. Он посещал дорогие клубы и порой даже появлялся в Большом театре – особенно в те дни, когда там собирались шишки покрупнее, вроде Лужкова.

Об уголовном прошлом не напоминало теперь абсолютно ничего – даже многочисленные «масти». Над их удалением потрудились лучшие специалисты-косметологи. Точно также были замазаны и пятна в биографии. И теперь Рыхлин говорил, что на зону попал совсем не за бандитизм и вымогательство, а по политическим причинам.

Хотя с прошлым он полностью не расставался. В том числе и с теми методами, которыми приходилось пользоваться в «той» жизни. Правда, теперь бригада Отвертки носила гордое название Службы безопасности.

И вот, Рыхлин чувствовал, что пришло время для нового броска. Ему хотелось большего – а именно, участия в политической жизни. Статус депутата Государственной Думы давал не только свободу действий, но и удовлетворял немалые амбиции.

Это же надо только подумать – парень, которого тридцать пять лет назад прозвали Отверткой за то, что он по наивности попытался замочить этим безобидным инструментом немолодую учительницу, теперь будет заседать в Государственной Думе!

Это была голубая мечта Рыхлина.

Глава 5

Звонок, разбудивший Глеба в полвосьмого, был весьма некстати – заснул он лишь ближе к утру.

– Ну что, герой, отдохнул немного после вчерашнего? – спросил его бодрый голос. – Восстановился?

– Федор Филиппович? Чем обязан в такую рань?

– Ну, повидать тебя хотел, поблагодарить за успешно выполненное задание. Мы ведь этих гадов уже месяц пасли и все никак не могли подобраться.

– А может, позже поблагодарите?

– В десять, – сухо сказал генерал. – Разговор есть.

– Что ж, понял, – удрученно пробубнил Слепой. – Буду. Если в пробку не попаду.

– Ну все, жду.

Глубоко вздохнув, Глеб решительно отбросил одеяло и отправился в ванную. Холодный осенний воздух, обдав его из окна на кухне, мигом согнал остатки сна.

О том, что за дело ему придумал полковник, Глеб пока даже и не думал. Он привык решать проблемы только по мере их появления.

Припарковавшись на стоянке, Глеб вышел из своей «хонды», чтобы немного размяться. Стояла великолепная золотая осень – любимая пора года Сиверова. Время, когда хотелось отрешиться ото всех насущных дел.

Времени было около десяти. Московские улицы в этот утренний час, когда все работающие уже добрались до своих контор и офисов, на удивление пусты, лишены обычной суеты. Вдыхая полной грудью свежий воздух, Глеб медленно шагал мимо Центрального дома художника.

Возле входа явно что-то происходило. Рядом с огромным плакатом, на котором была изображена корова с надписью «Россия» (Глеб сразу понял, что проходит выставка современного искусства), суетилось человек двадцать разношерстной публики – суровые юноши в камуфляже, бабушка в странной шапке-чепце и дяди интеллигентного вида. Все они дружно галдели, причем с таким энтузиазмом, что понять, о чем речь, было решительно невозможно.

Впрочем, Глеб даже и не пытался. Окинув толкучку быстрым безучастным взглядом, он размеренно продолжал движение. Но бабушка в чепце догнала его и всучила какую-то листовку.

– Вот, посмотрите, что эти изверги вытворяют! – тут же запричитала она. – Россию, матушку нашу, как корову рисуют! Правильно Сталин делал, стрелять таких надо.

Сиверов вежливо поблагодарил за листовку, кивнул якобы в знак согласия и, не произнеся ни слова, чтобы не вызвать ненужных