По обеим сторонам полки стояли причудливые китайские кувшины с крышками. В левом кувшине хранились сигары, а в правом – табак для трубки. Старый мистер Кловис редко курил, но держал их для гостей.

Мы не пользовались ни сигарами, ни табаком. Доктор Фортескью говорит, что с табаком так нельзя обращаться – в кувшине он высыхает и становится непригодным для курения. Я не могу об этом судить, так как употребляю только сигареты – они успокаивают мои нервы. Другие, кроме доктора Фортескью и мистера Долиша, также курят только сигареты. Но доктор не прикоснулся бы к пересохшим сигарам, а мистер Долиш, который курит трубку, ни за что не стал бы пользоваться табаком из Грингроува, который он называет «домом смерти».

И действительно, там ощущалась атмосфера «дома смерти» в тот день, когда тетя Эсси заглянула в библиотеку и спросила про вязанье… Это имеет какой-то смысл, – внезапно осведомилась Фей, – или я снова пустилась в обычную болтовню?

– Все имеет смысл, когда ты не отвлекаешься от темы, – заверил ее Гэррет. – Продолжай. Добрая старая тетушка Эсси заглянула в библиотеку и задала вопрос. Что произошло потом?

Фей скорчила гримасу:

– Мистер Баркли прервал диктовку и сказал: «Кажется, какое-то вязанье лежит на каминной полке, Эстелл. Возьми его, пожалуйста». Мисс Баркли кивнула и подошла к камину. Внезапно раздался грохот, заставивший нас подпрыгнуть. Потянувшись за вязаньем, она столкнула с полки правый кувшин, и он разбился на куски о каменную облицовку очага.

Около фунта табака рассыпалось на ковер. Из кучи торчал длинный запечатанный конверт с написанным на нем именем. Я сидела на стуле возле камина с карандашом и блокнотом и видела, что конверт адресован «Э. Долишу, эсквайру». «Это почерк отца!» – воскликнула мисс Баркли и хотела взять письмо. Но доктор Фортескью опередил ее, подобрал конверт и прочитал надпись вслух. «Кажется, это для вас», – сказал он мистеру Долишу. «Если письмо мне, отозвался джентльмен, который, по твоему мнению, похож на Маколи, – то я лучше его заберу». – «Дабы не подвергать других искушению?» – осведомился мистер Фортескью. «Я лучше заберу его, – повторил мистер Долиш. – Вы позволите, Пеннингтон?» – «Что там внутри?» – не унималась тетя Эсси. Мистер Баркли почернел, как туча, но вежливо ответил: «Конечно, Эндрю». Мисс Баркли попыталась схватить конверт, но мистер Долиш со словами «прошу прощения» положил его в карман и вышел к своему автомобилю. Но вечером он вернулся сообщить условия нового завещания.

Пеннингтон Баркли всего лишь заметил, что «ожидал подобной уловки от старого черта», имея в виду покойного отца. Но с той минуты начался кошмар напряжение, подавленность, мрачная атмосфера, словно чреватая самоубийством. А потом стал появляться призрак, которого видела миссис Тиффин, да и мисс Баркли тоже…

Поезд бросило в сторону на повороте. Гэррет и Фей накренились вместе с вагоном. Пронзительный гудок локомотива прокатился по всему составу.

– Да, знаменитый призрак, – кивнул Гэррет. – Судья Уайлдфер, живший в восемнадцатом веке. Ты тоже его видела? И кто такая миссис Тиффин?

– Миссис Тиффин – кухарка. Нет, я ничего такого не видела и не желаю видеть!

Фей вскочила на ноги, повернулась, словно собираясь выбежать из купе, и оперлась рукой на спинку сиденья. Ее взгляд был напряженным, розовые губы вздрагивали.

– Я знаю, Гэррет, что кто-то изображает привидение – по крайней мере, я так думаю. Но это ничуть не лучше. Какая нужна злоба, чтобы так пугать людей! Бедный мистер Баркли и без того сам не свой из-за нового завещания пытается выглядеть бодрячком, но у него ничего не получается. Знаешь, он купил револьвер.

– Пеннингтон Баркли?

– Да. Когда он обращался за лицензией на огнестрельное оружие, ему пришлось сказать, что он боится грабителей. Но грабители тут ни при чем. Мистер Баркли клянется, что если увидит привидение, то продырявит его призрачное тело. Револьвер маленький – 22-го калибра. Но лучше ему не стрелять в предполагаемого призрака, не так ли?

– Безусловно. Если попасть кому-нибудь в голову или сердце, то пуля из маленького револьвера может убить так же быстро, как из оружия 45-го калибра, независимо от намерений стреляющего. Согласно закону об убийстве от 1957 года…

– При чем тут убийство? Мы опасаемся совсем другого – и я и Дейдри, хотя она об этом не говорит. Мистеру Баркли нечего бояться – у его племянника, кажется, самые добрые намерения. Просто у него в голове творится невесть что. Но чувства не становятся менее сильными оттого, что они нелепые и неразумные. А я больше не смогу этого выносить! Господи, неужели смертей было недостаточно?

Обуреваемая эмоциями Фей казалась слепой и глухой ко всему окружающему. В бело-голубом платье, обтягивающем ее гибкую фигуру, с отблесками заката на лице и волосах она выглядела настолько привлекательно, что Гэррету хотелось сжать ее в объятиях и сказать, чтобы она забыла всю эту чепуху. Но им снова помешали.

В коридоре опять послышались шаги, приближающиеся со стороны головного вагона. Очевидно, два человека направлялись в вагон-ресторан – секундой позже это впечатление подтвердилось их голосами.

– Надеюсь, нас хорошо покормят, – произнес раскатистый голос, который мог принадлежать только Нику Баркли. – Как вы думаете, куда запропастился старина Гэррет?

– Что касается еды, – отозвался другой знакомый голос, – то я не разделяю твоего оптимизма, ибо в пищевом отделе британских железных дорог работает крайне мало истинных гурманов. Что же касается мистера Эндерсона…

– Полегче! Черт бы побрал этот поезд!

– Держись за перила под окнами, Николас, тогда не будешь спотыкаться. Что касается мистера Эндерсона, то носильщик, который нес его чемодан, сказал, что его позвала леди из другого вагона. Конечно, вкусная пища здесь стала бы истинным чудом. Но разве столь же невероятно, чтобы твой достойный друг встретил какую-то знакомую, отправляющуюся в Борнмут в июне? Несомненно, он вскоре присоединится к нам.

Они прошли мимо двери купе, не оборачиваясь ни направо ни налево. Эндрю Долиш шагал впереди, сняв наконец шляпу и агрессивно вскинув голову. Ник шел следом – каждый его шаг, казалось, усиливал покачивание вагона. Голоса становились все тише и вскоре исчезли вовсе. Фей, которая отшатнулась назад и прикрыла ладонью глаза, облегченно вздохнула.

– Слава богу! Они нас не видели!

– Да, не видели. Ты обращала внимание, что, когда люди идут по поезду, они заглядывают в каждое купе, кроме находящегося в конце вагона?

– Но на обратном пути они наверняка сюда посмотрят. Лучше иди к ним, Гэррет. Теперь у тебя есть предлог – ты ведь слышал, что они говорили. Я твоя старая приятельница, едущая в Борнмут, и ты только что со мной простился. Разве это недостаточно убедительно?

– Я рассчитывал на кое-что другое от встречи со старой приятельницей.

– Дорогой, я не шучу! В Грингроуве может произойти нечто ужасное для нас обоих – куда худшее, чем былое непонимание, – если мы сейчас не расстанемся и не встретимся позже, как посторонние. Неужели ты не можешь сделать это для меня?