куда нам надо отойти, рядом. Его видно прямо из проёма, оставшегося на месте стены.

Короткая перебежка, и мы на месте.

Но эта небольшая дистанция превращается в очень трудно проходимый участок, потому что на самом подходе к дому по нам начинают стрелять с другой стороны дороги, с расположенной неподалёку двухэтажки.

Кто-то падает на землю, кто-то, как я, ускоряется, чтобы скрыться в дворовых постройках.

Разбираться, кто по нам стреляет, некогда.

Но, скорее всего, свои.

Часть наших добегает до дома и заскакивает внутрь. Я не решаюсь, я забегаю в ближайший кирпичный сарай и прячусь там.

Стрельба умолкает.

В окне дома появляется незнакомый мне мужик, вскидывает автомат. Понятно, что это свой, но он меня не знает, я же на позициях чужой части.

Я говорю, кто я и откуда, называю позывной.

Он спрашивает куда-то вглубь дома у кого-то из тех, с кем я пришёл, есть ли такой. Там подтверждают.

Все вроде нормально, утряслось, но хохлы начинают обстрел. Кассетки мне не страшны, но вперемежку с ними они кладут мины. Первая ложится далеко от меня, но это вопрос времени, когда мина ляжет где-то неподалеку.

Кричу в дом, чтобы запустили. Мне открывают дверь, я в три прыжка заскакиваю на крыльцо и оказываюсь внутри.

Дом полон людей. Много раненых. Лежат, сидят на полу.

Из моего дома ранены все до единого, кроме меня. Всех ожидает эвакуация. Ну и я, соответственно, планирую эвакуироваться с ними.

Моя эпопея в Н-ке подходит к концу, мне уже пора выбираться к своим. Мало того что это сама по себе непростая задача, пора уже подумать, как чётко и убедительно объяснить, где я был и чем занимался эти трое суток, отбившись от своей группы. Ну и почему я не вышел из Н-ки раньше.

Я рассчитывал на поддержку местных командиров, которые видели, что я не пятисотился где-то в лесополке, а был на самом что ни на есть передке. Которые могут подтвердить, что возможности выйти из села у меня не было по причине интенсивных боевых действий, в которых я принимал непосредственное участие. Но сейчас тут всем явно не до меня.

Ладно, думаю, разберемся позже. Пока надо реально отсюда выйти.

До пункта эвакуации километр вниз по главной улице села. Но пройти этот километр задача нетривиальная.

Как только хохлы поняли, что десант провалился, они начинают крыть по селу из чего только можно. Судьба своих собственных солдат, которые ещё сидят где-то местами, по занятым домам села, их абсолютно не волнует. Это расходный материал, он уже списан.

Цинично глядя на вещи, украинское командование можно понять. Эти люди уже мертвы. Им выписан билет в один конец. Эвакуировать их никто не будет, да это и невозможно. То, что они сейчас ещё живы, то, что они ещё дышат, курят, ничего ровным счётом не меняет. Вопрос очень короткого времени, когда наши зачистят все места, где они засели, и убьют их. Так чего терять это время? И укрокомандование его не теряет.

Северную окраину Н-ки начинают разбирать с двух сторон одновременно. Те дома, в которых находились мы, накрывают наши, потому что там могут засесть остатки разбитых штурмовых групп противника, а вторую линию, включая дом, в котором сидим сейчас мы все, разбирают хохлы.

Пленный у нас уже есть, больше нашему командованию не надо. Насчёт остальных указания очень чёткие. Обнулить.

Сидя у стены на корточках, я внимательно слушаю «азарт», переговоры групп, выдвинутых на зачистку.

Ловлю себя на мысли, что впервые с моего прибытия за ленточку я наконец-то наблюдаю, как разделывают хохлов. Обычно это мы всё время откуда-то бежим, откуда-то откатываемся, эвакуируемся, теряем товарищей, технику, проваливаем задачи.

Но в эту игру можно играть и вдвоём.

Пленный доложил, что их было всего 18 человек. Сколько было в группе поддержки в лесу, он не знает. Но это и неинтересно. Тех отбили ещё утром и частично похоронили в домике стариков. Сейчас интересны только эти 17 человек, проникших вглубь села и рассыпавшихся по нескольким домам.

Происходящее напоминает сафари.

Хохлов вычисляют, блокируют и уничтожают с азартом и огоньком. Никаким добродушным русопятством здесь и не пахнет. Хохлов мочат безжалостно, жестоко, как опасных зверей, с очень нелицеприятными комментариями.

Они сопротивляются вяло, без отчаяния обречённых. Хитрый хохляцкий мозг не теряет надежду найти форточку, выскользнуть, уползти. В крайнем случае сдаться. Русские добрые. Они отведут в тёплый дом, дадут покушать и покурить. Сочувственно выслушают какую-нибудь слащавую блевотину, сварганенную на коленке, отправят в безопасное место, в тыл. А потом обменяют, сытого и жизнерадостного, на какой-нибудь наш полутруп, с отбитыми яйцами и распухшим лицом. Так думает хитрый хохол. Но сегодня не его день. Ни один не ушёл и не выскользнул из Н-ки. Все тушки были пересчитаны и оприходованы к вечеру. Баланс сведён.

Между тем нам надо перемещаться на пункт эвакуации.

То, что где-то мочат хохлов по окраинам, — это одно, а вот плотный обстрел наших домиков — это очень серьёзная проблема.

Одна из мин ложится прямо перед дверями. Осколки насквозь прошивают китайскую сыромятную дверь, проносятся в нескольких сантиметрах от моего лица, разрывают мышцы на руке старшего в этом доме. Бицепс пробит в двух местах, кость, к счастью, не задета.

Ранение старшего ускоряет процесс перемещения. Ему наложили жгут, всадили промедол. Подбирают ещё троих раненых и отправляют первой группой. Едва они выходят из дома, как тут же влетают обратно. С двухэтажки продолжают стрелять по нам.

Начинается выяснение, кто и почему по нам стреляет. С матами и угрозами как-то урегулируется вопрос. Всё, разобрались, можно выходить. Только группа выдвигается, всё повторяется снова. Снова ведут огонь с двухэтажки. Снова мат-перемат по рации.

— Вы какого хуя снова по нам ебашите?

— Мы не ебашим!

— А кто тогда ебашит?

— Хуй его знает….

«Хуй его знает» оказывается группой хохлов, засевших на втором этаже, тогда как наши, на которых грешили изначально, сидели на первом.

И всё это время о существовании этой группы хохлов никто даже понятия не имел, хотя они не скрывались, не прятались, а сидели на втором этаже здания и вели огонь по всему, что попадало в их поле зрения. Огонь, который после утреннего бардака всё списывали на friendly fire, матерились, орали, но вместо того, чтобы его подавить, бегали, ползали, прятались от него.

Теперь, конечно, вычислив хохлов, уничтожить их было делом времени. И их, конечно же, штурманули и уничтожили.

И можно было бы выдвигаться из дома и перебежками, под огнём хохляцкой арты перемещаться в