Принимая перед сном душ, я вспоминаю глаза своего будущего мужа. То, как он рассматривал меня, как задержался на груди. Обнимаю себя руками. У нас ведь будет первая брачная ночь. Уже в эту среду. Я не могу игнорировать мысли о ней.

Хорошо, что мы сходим на свидание и я узнаю его немного получше. Станет понятнее, чего от него ждать, — ласки или грубости. Нежности или безразличия. Лучше бы ласки, конечно.

В чем-то Тарас прав. Если свадьба состоится, то мне придется родить детей Владимиру. Но это будут и мои тоже дети, и я их буду любить. Возможно, я найду в них утешение.

А может, Владимир позволит мне закончить образование и даже работать. Если я научусь себя обеспечивать, то смогу уйти. Стать независимой! Боже! Для этого мне нужно, наверное, наладить с ним контакт. Понравиться.

Не всё сразу. Маленькими шажками. Всему свое время.

Обнимая подушку, я понимаю, что не могу дождаться понедельника. Мне не терпится начать действовать. Делать хоть что-то, помимо молчания и согласных кивков!

Раздается тихий стук, дверь приоткрывается, и мама проскальзывает в комнату. Садится на край кровати, я тут же приподнимаюсь на локте.

— Спишь? — спрашивает она шепотом.

— Нет, думаю. Столько мыслей! Как всё прошло? Что скажешь?

— Прошло хорошо. Жаль, что со стороны жениха было так мало гостей, но уж очень далеко живет его семья. На свадьбе будет больше. Как тебе Владимир?

— Я не знаю, — мешкаю. — Ты видела, как он разговаривает с отцом? На равных, хотя значительно младше. Я его немного боюсь.

— Я сама его боюсь, — отвечает мама еще тише.

И мы крепко обнимаемся.

Лика

Всё, с меня хватит.

Руки дрожат, а такое со мной бывает нечасто. Зная моего отца, несложно предположить, что психика у меня тренированная и довольно устойчивая. Мало что может вывести из себя по-настоящему. Я давно смирилась с судьбой, болезнь лишь способствовала принятию. Но случившееся сегодня — это перебор.

Я согласилась на всё! Бросила учебу, Тараса, мечту. Со мной не возникало проблем! Я лишь молчала и кивала, робко просила, а в случае отказа беззвучно глотала обиды. С осознанного возраста я даже не плакала при родителях. Смысл? Его не было.

Я и сейчас не плачу. А вот руки дрожат. Гнев внутри бурлит, он требует выхода. Немедленно! Иначе я просто взорвусь! Я тянусь к телефону и пишу:

«Владимир, привет! Ты очень занят?» — я настолько взбудоражена, что даже не чувствую смущения.

Ответ приходит незамедлительно.

«Привет, Анж. Что-то случилось? Только не говори, что ужин отменяется».

В конце он ставит точку. Не смайлик.

«Ты бы не мог приехать раньше?»

«Во сколько?»

«Сейчас».

Он пишет, пауза, снова пишет:

«Выходи через 20».

Только три часа дня. Я кидаюсь к шкафу и распахиваю створки. Замираю перед вешалками с одеждой. Вдруг хочется посрывать эти кофты, брюки, бабушкины платья, поскидывать их в кучу и потоптаться сверху. Марта была права, я одеваюсь как старуха! Потому что эти вещи себе выбираю не я. Они вообще не по моему вкусу. Да у меня и вкуса нет! Откуда ему взяться, если я живу словно в тюрьме.

Но что-то надеть нужно. Я сначала хватаю платье с помолвки — оно красивое и сексуальное. Внутри вшит поддерживающий топ, но даже с его учетом соски выделяются. Сомневаюсь. Будет, наверное, странно второй раз появиться перед мужчиной в той же самой одежде.

Наконец, я облачаюсь в черные брюки с высокой талией и белую блузку. Расстегиваю пару пуговиц сверху. Потом мешкаю и расстегиваю еще одну. Взбиваю волосы перед зеркалом, делая их пышнее. Подкрашиваю немного губы. Думаю надеть линзы, но в последний момент отказываюсь от этой идеи. Я плохо спала ночью, днем плакала, глаза устали.

Вчера на примерке так получилось, что мама с диктатором заметили мою татуировку. Сначала они разругались в пух и прах, обвиняя друг друга во всех грехах. А затем накинулись на меня. Я не выдержала и высказала в ответ, прямо при швее, что, если они проговорятся отцу, я вообще не пойду замуж. Не убьют же они меня, в конце концов!

Не пойду, и всё.

В итоге они устроили просто адовый скандал, диктатор влепила мне пощечину, а мама не заступилась! Сегодня рано утром, пока отец на работе, они тайком вывезли меня в столицу, где мне вывели мою «resist». Рана была еще свежей, поэтому, скорее всего, останется шрам. На память.

Любая моя попытка обрести индивидуальность или хоть что-то изменить в своей убогой жизни моментально давится, остается лишь шрам. На душе, самооценке, а сегодня еще и на теле. Я вновь подчинилась, сдалась прессингу и теперь презираю себя за это.

Я подхожу к окну и, едва заметив приближающийся черный мерседес, несусь по лестнице вниз.

Хуже быть не может. Просто не может. Не маньяк же этот Дымарский! В любом случае я больше не могу находиться в этом доме ни секунды.

Мне нужна передышка.

— Я ухожу! — кричу громко, чтобы услышали.

— Куда это? — выскакивает из кухни диктатор. Следом спешит мама с полотенцем в руках.

— Владимир приехал, — объявляю, пока быстро обуваюсь.

— Рано ведь еще, — теряется мама. Меня должен был проводить отец, они там целое шоу придумали.

— Я попросила меня забрать пораньше. Он полностью свободен.

— Может, не пойдешь никуда сегодня? Рана болит, вдруг он заметит?

— По фигу, — сдуваю прядь, упавшую на лицо. Надеваю второй ботинок.

Диктатор с мамой переглядываются. Я накидываю пальто.

— Хотя бы не говори, что это была татуировка. Скажи, что удалила родинку. Как мы договаривались. У Дымарских семья очень приличная, они такое никогда не примут.

Звонок в домофон, к счастью, прекращает этот унизительный разговор. Владимир стоит у ворот, мы видим его на экране домофона. Как всегда, спокойный, чуть высокомерный взгляд. Одет в черный костюм, только вместо рубашки черная водолазка.

Я открываю дверь и выбегаю на крыльцо. Несусь вниз по лестнице. Глупо, но меня не отпускает чувство, что меня могут остановить. И запереть. Как Тараса в камере. Поэтому я спешу изо всех сил.

Выхожу за ворота, неуклюже запинаюсь о ровную тротуарную плитку и чуть не падаю.

— Анжелика, всё хорошо? — спрашивает Владимир. Делает широкий шаг в мою сторону и подхватывает меня под руки. Он немного удивляется крупным очкам, улыбается на одно мгновение, будто я в них кажусь ему милой.

— Да, я просто голодна. Мы можем поехать куда-нибудь пообедать? — смотрю на него серьезно.

— Разумеется, — отвечает он уже без улыбки.