Новой Зеландии. Можно даже поехать и поселиться у него.

Когда они спустились, Бен и Наталия уже завтракали. Эйлин расставляла тарелки. Из радиоприемника на кухне звучал «Выбор домохозяек». Шон натягивал подбитые гвоздями сапоги.

– Яичница с беконом? – спросила Эйлин у Дэвида, потом перевела взгляд на Джеффа. – Как себя чувствуете?

– Слегка шатает.

– Я дам вам таблетку от головы. Боюсь, этот гороховый суп за окном провисит целый день, если верить прогнозу по радио, а то и дольше. Выражают беспокойство по поводу Смитфилдской выставки скота – некоторые животные заболели. Вонючий туман. Ну же, присаживайтесь.

Устраиваясь, Дэвид встретился взглядом с Наталией. Та улыбнулась наполовину грустно, наполовину заговорщицки. Она помыла голову, волосы ее были каштановыми, шелковистыми. Дэвид заметил, что Джефф перехватил их с Наталией взгляды, и быстро отвел глаза.

– Где Фрэнк? – спросил он у Бена.

– Тоже неважно себя чувствует. Через минуту я отнесу ему завтрак наверх.

Шон встал.

– Мне пора на работу. Вернусь около шести. – Он кивнул гостям и нежно поцеловал Эйлин в лоб. – Будь осторожна, слышишь? Береги тут всех.

– Ну, ступай.

Она на миг коснулась его щеки, потом вернулась в кухню. Стукнула входная дверь, закрывшаяся за Шоном.

– Фрэнку кажется, что Шон его невзлюбил, – тихо сказал Бен. – Поэтому он остался наверху.

– Люди боятся больных с психическими расстройствами. – Наталия покачала головой. – Фрэнк разглядел этот страх в мистере О’Ши.

– Я отнесу ему завтрак, – вызвался Дэвид. – Он принял таблетку?

– Я дал ему, когда он проснулся.

– У него зависимость от этих таблеток, да? – спросила Наталия.

– Нет, – ответил Бен. – От этих таблеток зависимости не возникает, но, сидя на них, люди привыкают чувствовать себя спокойнее, поэтому отучать их надо постепенно. Мы перестанем его пичкать, когда окажемся в безопасности. – Бен серьезно посмотрел на нее. – А пока ему лучше пребывать в покое – не только ради его самого, но и ради нашей безопасности.

Дэвид отнес поднос наверх. Фрэнк сидел на кровати, одетый в старый кардиган полковника Брока, и смотрел на туман. Электрический камин с одной спиралью немного смягчал холод. Фрэнк встретил Дэвида печальной улыбкой, совсем не похожей на жуткий обезьяний оскал.

– Я принес тебе завтрак. Проголодался?

– Да. Я бы съел чего-нибудь.

– Бен сказал, что ты не захотел спускаться.

– Да. Этот мистер О’Ши…

Фрэнк устало пожал плечами:

– Шон – нормальный человек. Просто очень тревожится, что мы здесь, у него дома.

Дэвид поставил поднос на кровать.

– Он видит, – сказал Фрэнк и глубоко, обреченно вздохнул.

– Что видит?

– Я всегда знал, что на мне висит проклятие. – Фрэнк говорил так тихо, что Дэвиду пришлось наклониться. – Есть во мне такое, сам не знаю что… – Он беспомощно махнул изувеченной рукой. – То, что заставляет других людей причинять мне зло. Так всегда было. – Он посмотрел на Дэвида и коротко хохотнул. – Вижу, тебе кажется, что во мне говорит безумие.

– Фрэнк, некоторые люди, как бы выразиться, пугаются тех, кто побывал там… где ты был. И ты не сумасшедший, – твердо добавил Дэвид.

– Нет, это всегда было так. – Фрэнк упрямо затряс головой. – Когда я был еще маленьким и не ходил в школу. Мать подчинилась лжеспиритке, миссис Бейкер. Она-то и упекла меня в ту школу. Я видел ее во сне сегодня ночью. Она сидела в саду. В небе парили ангелы. Наверное, это был рай. Миссис Бейкер пила виски из бутылки и смеялась надо мной.

Дэвид коснулся его руки:

– Ты бы поел, а? Завтрак остывает.

Фрэнк послушно поставил поднос на колени и начал есть. Хотя правая рука не до конца повиновалась ему, с вилкой он управлялся ловко. Опыт, предположил Дэвид.

– Ты заметил это, когда познакомился со мной? – спросил вдруг Фрэнк, покончив с завтраком.

– Что? Твою руку?

– Нет. Ее все замечают. Я имею в виду эту штуку вокруг меня, ауру. Мать много говорила про ауры.

– Нет, Фрэнк. Мне просто показалось, что ты… испуган. Я подумал, что это из-за школы, – ты редко говорил про нее, но ясно, что там было плохо.

– Это верно. – Фрэнк снова посмотрел в окно на туман. – Вот только большинство сумело приспособиться. А я вот нет. – Он покачал головой. – Если ты не такой, как все, и не делаешь, чего они хотят, – да, с тобой могли сотворить что угодно. Во многом они похожи на нацистов. Знаешь, я всегда чувствовал, что моя жизнь закончится по-настоящему плохо, что это предопределено. – Он посмотрел на Дэвида и продолжил: – Помнишь, вчера, в поле, я сказал, что всегда хотел быть нормальным, а ты ответил, что чувствовал то же самое. Почему? Ты не такой, как я, совсем наоборот. Люди тебя уважают, ты им нравишься. И так было всегда.

– Неужели? – Дэвид неуютно заерзал. – Люди чего-то ждут от меня. Когда я был ребенком, все ждали чего-то особенного. У меня были достоинства, ты прав, но я постоянно сознавал, что не могу быть обычным, в точности как это было с тобой. – Вспомнилась школа, то, как он погружался в бассейн. Вниз, к тишине, к покою. – Так или иначе, я сам навлек на себя беду. Я вступил в Сопротивление, обманывал жену и всех, с кем работал, потому что…

– Почему?

– Потому что в глубине души я был очень злым. И наверное, всегда. – Он повернулся к старому другу. – И ты, должно быть, тоже, Фрэнк. Ты ведь наверняка злишься?

Фрэнк пожал плечами:

– Не знаю. Может быть. Но какой прок сердиться на судьбу? – Голос его понизился до шепота. – Бояться – это да, ведь ты не можешь изменить судьбу, не можешь ничего сделать.

– Ты вытолкнул брата в окно.

– Это был несчастный случай. Но он и вправду заставил меня выйти из себя. Мне следовало держать себя в руках. – Фрэнк заговорил с неожиданным напором. – Если бы я этого не умел, в клинике все вытряхнули бы из меня. Ты – должен – держать – себя – в руках, – с расстановкой и яростно заявил он. – Этому я научился в школе.

– Спокойно, Фрэнк, спокойно. Никто здесь не желает тебе зла. Ни мистер О’Ши, ни все мы.

– Замечательно.

– Нужно иметь немалую выдержку, чтобы не выдать то, что сказал тебе брат, – когда ты был один в клинике и в полиции.

– Не стоило тебе рассказывать этот секрет про бомбу. Прости, но это… слишком серьезная вещь, чтобы ее вынести. – Он поглядел на Дэвида с неожиданной резкостью. – Ты никому не сказал?

– Я же обещал, что не скажу.

– Знаешь, в поле… я подумал, что если ты узнаешь, как это важно, то поймешь, что мне нужно умереть.

– Не нужно,