Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что же творилось на земле? С уходом Богини любви и материнства жизнь начала скудеть. Люди и твари перестали размножаться. Злаки не приносили зерна; пальмы не давали фиников; сады стояли голые. Ужаснулся Бог Пасуккаль и побежал к самодержцу Энки – хозяину мирового океана и подземной реки Абзу. Рассказал он ему о бедах, творящихся на свете. Тогда мудрый Энки создал из красной глины и своей крови евнуха Аснамира и отправил его посланником к Эрешкигаль, пригрозив, что, если правительница подземного мира не выполнит его требования, Энки не будет пускать в ее царство души умерших, а всех тварей и людей сделать бессмертными. Услышав эти слова из уст евнуха Аснамира, испугалась Эрешкигаль и приказала Намтару оживить свою сестру и отпустить ее вместе с возлюбленным Думкзи, но с условием: теперь Думкзи становится простым смертным и вернется в подземный мир по истечению шестидесяти лет. Иштар проходила обратно сквозь семь ворот и подбирала свои доспехи. С ее появлением на земле жизнь вновь расцвела. Опять колосья налились зерном, а сады сочными плодами. Люди и твари стали размножаться и радоваться солнечным дням.
После рассказа, жрец призвал всех совершить молитву во славу Иштар. Амени побрел дальше. В окружении другой группы слушателей слепой поэт читал песнь об Иштар и подыгрывал себе на небольшом струнном инструменте:
К стране безысходной, земле обширной
Синова дочь, Иштар, свой дух склонила,
Склонила Синова дочь свой дух пресветлый
К обиталищу мрака, жилищу Иркаллы.
К дому, откуда вошедший никогда не выходит,
К пути, на котором дорога не выводит обратно;
К дому, в котором вошедший лишается света,
Света он больше не видит, во тьме обитает;
Туда, где питье его – прах и еда его – глина,
А одет он, словно бы птица, одеждою крыльев.
Амени чувствовал себя чужим в этом бурлящем городе. Все вокруг веселились, а ему становилось ужасно тоскливо. Сердце сжималось все сильнее и сильнее, когда он думал о Меритре. Каково ей там? Так хотелось увидеть ее, заглянуть в черные бездонные глаза, услышать звонкий смех. Он слонялся по городу до самого утра, как путник в неуютной пустыне.
С восходом солнца трубы на третьем уступе дворца завыли протяжно и громко. Копьеносцы с большими круглыми щитами оцепили площадь, выстроившись стеной в три шеренги. Народ очнулся. Все замерли в ожидании. «Что сейчас будет?» – спрашивали любопытные. «Иштар появится перед народом и будет совершать чудеса!» – отвечали всезнающие жрецы.
На площадь вынесли большие медные курительницы с тлеющим углем. Жрецы сыпали в курительницы листья сухой травы. По воздуху поплыл терпкий сладковатый аромат. Так и хотелось вдохнуть побольше этого аромата. Амени набрал воздух полной грудью. Вдруг он почувствовал подъем бодрости. Тело стало легким. Ему стало хорошо и беззаботно весело. Все печали тут же забылись. От усталости не осталось следа. Расталкивая народ, он пробрался ближе к оцеплению и стал ждать.
Трубы еще раз протяжно завыли. Ворота дворца медленно распахнулись, и из них появилась процессия вельмож. За ними вышел Ашшурбалит в нарядной одежде. Ему поставили трон на верхней террасе дворца. Трубы загудели еще сильнее. Из дверей выплыли носилки, несомые множеством слуг. В носилках сидела Меритре. Ее обрядили в длинную легкую полупрозрачную одежду. Множество золотых и серебряных украшений сверкало на руках и груди. Черные локоны рассыпались по плечам до самого пояса. Бисер сверкал в волосах. Полупрозрачную головную накидку удерживал широкий серебряный обруч с множеством подвесок из драгоценных камней.
– Иштар! Иштар! – заорали все вокруг так, что уши закладывало.
Носилки спустились на площадь. Жрецы пропускали сквозь тройное оцепление женщин с младенцами на руках. Матери на коленях подползали к Меритре, протягивая своих детей. Меритре касалась головки младенцев.
– Чудо исцеления! – кричали при этом жрецы. – Чудо!
Потом пошли калеки. Вдруг у одного безногого нищего после прикосновения Меритре отросла нога. У горбуна пропал горб.
– Пропустите! Моему отцу надо к Иштар, – услышал Амени за спиной. Его грубо отпихнул высокий тамкар, ведший за руку слепого старика. У того вместо глаз на лице зияли белки.
– Назад! – рявкнул стражник на несчастных.
Но жрец с той стороны приметил поводыря со слепцом и приказал пропустить. Когда старик проходил мимо, то больно пихнул Амени локтем. Юноша немного пришел в себя от дурмана, и вдруг узнал в тамкаре Хуто, а слепой старец не кто иной, как Аменнеф. Да! Это они! Сразу тревоги и страхи схлынули с души. Тамкар подвел Аменнефа к Мерите. Та вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Она прикоснулась к мнимому слепцу. Тот вдруг, как ужаленный финиковой осой закрутился на месте, при этом дико вереща. Упал в пыль и принялся кататься по земле, словно в судорогах. Народ, наблюдавший за этой сценой, замер. Жрецы подскочили к Аменнефу и подняли его с земли. Он бешено вращал уже нормальными глазами, как будто все вокруг видит впервые.
– Чудо! Чудо! – заорали жрецы.
– Чудо! – подхватил народ и ринулся на площадь.
В одно мгновение смяли стражников. Слуги еле успели поднять носилки и бегом скрыться с Меритре обратно во дворец. Народ штурмовал лестницу. Хорошо, что она была узкая, и телохранители Ашшурбалита сдержали обезумевшую толпу. Нескольких стражников скинули вниз и растоптали. Началась давка. Толпу невозможно было остановить. Сам правитель не на шутку перепугался. Телохранители подхватили его под руки и быстро проводили во дворец. Как раз вовремя. Прочные двери захлопнулись перед самым носом страждущих.
Ашшурбалит, пылая во гневе уединился в своих покоях и