шаг назад. – Господи, милая. Я так горжусь тобой.

На протяжении многих лет я каждый год входила в Национальное Общество Чести, набрала 1600 баллов за экзамены, меня приняли в Дьюк и предоставили стипендию, и плюсом ко всему – я буду говорить прощальную речь на выпускном. Тем не менее, эта женщина никогда не говорила, что гордится мной.

До этого момента.

Мой отец резко замер, когда заметил меня.

– Что… – Разочарование наполнило его карие глаза. – Понятно.

О чем это он?

Неважно. То, что мы отдалялись друг от друга, было только его виной. То, что я похудела, не значило, будто он потерял дочь. Кроме того, именно он за глаза назвал меня толстой. Он должен быть в восторге от того, что я позаботилась об этой проблеме.

– Спасибо, мам. – Я глянула на часы. – Черт. Мне нужно заехать за Коулом. – Я схватила с кухонного стола сумочку и рюкзак с вещами для ночевки. – А, да, не ждите меня. Я ночую у Дилан.

Это была ложь. Я собиралась ночевать у Коула. Однако им не обязательно было об этом знать. Хотя, мне казалось, мама втайне подозревала.

– Повеселись на вечеринке. – Она поцеловала меня в щеку. – Будь осторожна.

Ага, ясно. Это означало: «Не вздумай вернуться домой беременной, не то папочка пристрелит твоего парня».

– Пока, папочка.

Отец что-то пробормотал себе под нос, а после вышел из комнаты.

Я направилась к двери.

– Пока, мам. Люблю тебя.

– Люблю тебя.

Я едва сдержалась, чтобы не замереть на месте. Два из двух. Сначала она гордилась мной, теперь – любила.

Эти таблетки – лучшее, что когда-либо со мной случалось.

Мне нужно еще.

* * *

– В смысле, у тебя кончились? – спросил Оукли. – Я дал тебе двадцать пять штук в понедельник.

– Потише, – прошипела я.

Мы находились в гостевом домике, но это не значило, будто Коул или Бьянка не могли заглянуть сюда и подслушать нас.

– Неделя была очень тяжелая, Оук. Мне нужно было очень много заниматься, помнишь? К тому же, таблетки работают хуже, чем раньше, поэтому мне пришлось принимать больше, чтобы немного взбодриться.

– Ага, это называется зависимость. Но учитывая, что ты сидишь на них всего несколько месяцев, а не лет, и уже прикончила все чертовы таблетки, которые я тебе дал, очевидно, ты принимаешь намного больше, чем нужно.

Я ненавидела чувство стыда, разливавшееся по моему телу. Но еще сильнее я ненавидела то, что друг смотрел на меня, как на какое-то отребье.

Это было несправедливо. Оукли вел себя так, словно у него никогда не было проблем, и он не принимал никакие таблетки. В отличие от того дерьма, на котором сидел он, мне правда нужно было это лекарство. Оно делало мою жизнь лучше, а не хуже.

– Воу, ужасно много осуждения от кого-то, кто не только втайне от своих лучших друзей продает наркотики, но еще и однажды так накурился, что воспользовался их младшей сестрой.

Это было жестоко и неправильно. Но я терпеть не могла тот факт, что путь к моему счастью лежал через него. Оукли в любой момент мог перестать помогать мне и разрушить все.

Я не могла позволить этому случиться.

Я никогда больше не желала быть толстухой. Не после того, как я наконец-то получила все, чего всегда хотела.

Оукли выглядел так, будто я только что его ударила.

– Я не… Это была ошибка. Она сама оказалась в моей постели…

Он казался преданным, и мне почти захотелось заплакать.

Черт, я сама себя не выносила в этот момент.

– Я, может, и не такой умник, как ты, но шантаж чувствую за милю. – Его плечи поникли. – Что ты хочешь?

– Сто мне должно хватить до следующего месяца.

Оук изменился в лице.

– Ты же шутишь, да?

– Мне не нужно, чтобы ты меня осуждал, Оукли.

– Нет, тебе не нужны эти таблетки. – Он обхватил голову руками. – Это не ты.

– Ты прав. Не я. И я, черт возьми, благодарна Богу за это. Потому что та Сойер была отвратительна и…

– Не правда. – В его голосе послышалась грусть. – Она была моей подругой, которая никогда бы не стала шантажировать меня ради наркотиков. – Оукли полез в карман и достал оттуда пузырек с таблетками. – Тут десять, чтобы помочь тебе слезть. Потому что после этого… Я все.

В груди стала расти паника.

– Ты прикалываешься.

Он указал на дверь.

– Поверь, нет.

Оукли попытался уйти, но я преградила ему путь.

– Пожалуйста, Оукли. Не делай этого. Мне нужны…

– Нет, не нужны.

Желудок свело, и я ощутила головокружение. Если он перестанет давать мне таблетки, я снова стану толстой.

Я потеряю все.

Свое тело, мамину любовь… возможно, даже Коула.

В груди все сжалось, комната начала вращаться.

– Пожалуйста. Я сделаю все, что хочешь. Все.

Я потянулась к его лицу, но он схватил меня за запястье.

– Господи. Что с тобой, черт возьми, не так?

Я замерла. Осознание того, что я сейчас чуть ему не предложила, ударило меня прямо в сердце. Я не могла поверить. Я практически…

Господи, мне было плохо. Так чертовски плохо.

– Это не ты, Сойер.

Он был прав.

– Прости…

– Не извиняйся передо мной, – горько усмехнулся он. – Извиняйся перед Коулом. Это он любит шлюху.

Я дала ему пощечину. Со всей силы.

– Да как ты…

– А как ты еще назовешь кого-то, кто бросается на мужчин ради денег или наркотиков?

О, Боже. Я не могла дышать.

– Я не… я не… – И говорить.

Я бы никогда так не поступила с Коулом.

Я любила его. Так сильно.

В конце концов, у меня получилось выдавить из себя слова.

– Я