— Таких совпадений не бывает. Это моя Маша!

— Она такая молодая. Ей хоть восемнадцать-то есть? — с улыбкой поинтересовался Сергей.

— Двадцать пять, — Лёва тоже улыбнулся.

— А так и не скажешь.

Дверь в реанимацию открылась и на пороге появилась та самая медсестра. Она остановилась перед мужчинами и спокойным голосом сообщила, обращаясь к обоим:

— Живая. У неё перелом трёх рёбер, трещина в левом предплечье, множественные ушибы и ссадины, травма головы и… — она покосилась на Лёву, — глубокий порез на лице. Глаз не пострадал, но шрам останется.

— Это, наверное, от арматуры. Их там много торчало, — заметил Сергей. — Мы всё боялись, чтобы она на них напорется.

— Фигня! Вылечим! — радостно, воскликнул парень. — Я хочу её видеть!

— К сожалению, это невозможно. Посторонним вход туда запрещён, — попыталась возразить медсестра.

Но две пятитысячные купюры разрешили даже это.

И когда Лёва, одетый в бахилы, маску и белый халат, подобно вору, на цыпочках пробирался вслед за женщиной по полутёмному коридору, он был почти счастлив. А оказавшись один в тёмной палате, со множеством приборов и увидев открытую часть лица Маши, едва не закричал от переполняющей его радости.

Его всего трясло от зашкаливающих эмоций. Осторожно подойдя ближе к лежащей на кровати девушке, он опустился лядом с ней на колени и уткнулся лбом в её ладонь. Она была тёплой и такой родной, пусть и с многочисленными порезами, видимо, от троса, за который цеплялась.

— Спасибо, Господи! Спасибо! — шептал он, снова борясь со слезами.

И как это всего за один день он умудрился стать таким плаксивым?! Раньше Лёва вообще сомневался, что способен на подобное. Считал себя слишком чёрствым. Но, как оказалось, ошибался. А может у каждого человека имеется свой порог сдержанности. И для Лёвы этим порогом стала возможная смерть любимой женщины.

— Моя Машенька… Моя любимая. Родная. Никогда я тебя больше не отпущу. Если понадобиться, запру дома.

Но поток его громкого шёпота был прерван неожиданным появлением дежурной медсестры. И в отличие от своей меркантильной коллеги, эта женщина в белом халате была настроена крайне негативно. Она застыла в освещённом дверном проёме и с самым грозным видом смотрела на сидящего у кровати молодого мужчину.

— Вам нельзя здесь находиться! Быстро выходите! Кто вы вообще такой? — зашипела она, подскакивая к Лёве. — Выметайтесь!

— Я её муж! — в голос заявил он.

— Да хоть сам президент! Сюда нельзя посторонним! — стояла на своём медсестра. — Это реанимация, а не проходной двор!

— Дайте хоть пару минут! Я чуть не потерял её… Будьте же человеком!

— Нет! Ей отдыхать нужно. Силы восстанавливать. Приходите утром!

— Да что вы за сухарь?! — он всё ещё старался говорить тихо, но в его голосе было столько возмущения, что создавалось впечатление, будто он кричит. — Я люблю её больше жизни! И половину сегодняшнего дня думал, что не увижу её живой! И вы не дадите мне всего нескольких минут побыть рядом?!

— Она спит! Вы ей мешаете! — его слова не произвели на грозную женщину никакого впечатления. — Идите уже. Не заставляйте меня охрану вызывать. Она вас всё равно не видит и не слышит.

И тут со стороны кровати донёсся едва различимый голос:

— Слышу.

С этого мгновения присутствие рядом медсестры перестало иметь для Лёвы какое-либо значение. Он снова рухнул на колени рядом Машей и вцепился в её руку. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, а он не мог произнести ни звука.

— Любишь? — в повисшей тишине её тихий шёпот слышался удивительно чётко. Даже медсестра замолчала. Возможно, тоже прониклась важностью момента, а может, просто сжалилась над ними.

— Люблю, — уверено ответил Лёва, не отводя взгляда от её глаз. — И тебя и Арсения. Вы — моя жизнь.

Маша попыталась изобразить усмешку, но боль в ране на лице, которую всего несколько часов назад зашили хирурги, не позволила ей это сделать. И, тем не менее, она задала ещё один вопрос:

— Жена?

— Да. И ты от меня не отвертишься, — запальчиво проговорил он. — Ты — моя единственная невеста, и других никогда не было. Я ждал, когда ты будешь готова, когда… сможешь меня простить. Но больше ждать не стану. Вот поправишься и сразу в ЗАГС.

Она зажмурилась, стараясь не дать волю слезам, и потянулась к заклеенной ране на своём лице, но Лёва перехватил её руку.

— По этому поводу вообще не переживай. Никакого шрама не будет, это я тебе обещаю, — он переплёл их пальцы и прислонился к ним щекой. — И за Арсика не волнуйся. Он с моей мамой. Она от него в восторге. Зацеловала бедного парня от макушки до кончиков пальцев ног.

Маша посмотрела на него с нескрываемым удивлением, и Лёва уже собрался рассказать ей подробности, но тут снова активизировалась медсестра.

— Всё. Уходите. И так бедняжку нервничать заставили. А ей покой нужен.

На этот раз он не стал возмущаться. Просто осторожно склонился к Машиному лицу и легонько коснулся губами её губ.

— Я вернусь утром. Отдыхай.

И поднявшись, направился к выходу.

— Документы её привезти не забудьте. Паспорт, полис, — бросила медсестра ему вдогонку.

— Обязательно, — отозвался Лёва и скрылся в полумраке коридора.

***

Когда поздно вечером Мира вошла в большую гостиную в доме отца, она уже знала, какую картину увидит. Василий Фёдорович позвонил ей, как только они покинули пляж, и попросил приехать домой. Он даже не пытался скрыть причину такой своей просьбы:

— Ему очень плохо, — говорил её отец. — Пожалуйста, умерь свою гордость и просто побудь рядом. Он столько от тебя натерпелся, так часто тебя поддерживал, что с твоей стороны это было бы справедливо.

Хотя девушка и без его поучений обязательно бы приехала. Она чувствовала, что должна быть рядом. Что нужна Максиму.

Поэтому, едва заметив на диване в гостиной его напряжённую фигуру, сразу поспешила к нему. Ничего не говоря, просто села рядом, поднырнула под его руку и прижалась щекой к плечу. И с её появлением Максу действительно стало легче. Будто часть того беспокойства и той боли, что тянули его на дно, с появлением Миры потеряла смысл.

Несмотря на то, что она всегда была девочкой-катастрофой, почти все её приключения заканчивались хорошо. Как бы она ни вляпывалась, какие бы глупости ни творила, но ей всегда удавалось избежать самого худшего финала. Поэтому, она сама по себе являлась для Макса олицетворением надежды на лучшее. Да и вообще… он так давно мечтал её обнять, что теперь оказался несказанно счастлив, ощущая у себя под боком её тело.

Весь дом будто притих. В комнатах горел приглушённый свет. На кухне суетилась Елена Петровна, а Василий Фёдорович вместе со своим другом что-то активно обсуждали в кабинете. Нарушать тишину не хотелось, но Мира всё же заговорила.