Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он тебя беспокоит?
— Меня-то? Ещё чего! ― неумело соврал Эрен. ― Он беспокоит разве что глупого мелкого пацана внутри меня.
— Надеюсь, ему вскоре надоест лезть в наши отношения.
— Хах, я бы не рассчитывал! Этот гадёныш умеет терпеливо ждать. Он не такой горячный придурок, как я.
— Но я выбрала тебя.
Эрен притёрся лбом к виску Микасы и сжал в широченной ладони её кисть.
— Выйдем? Жуть как хочется покурить.
На улице было пасмурно, но тепло и свежо. Сумерки разрезал крохотный огонёк сигареты. Микаса вцепилась в свободную руку Эрена и без стеснения любовалась им, так, чтобы он заметил, ― бросала себе вызов. Скользнув взглядом по чёрному принту его футболки, она без труда угадала знакомые очертания Умы Турман и Джона Траволта, застывших в порыве своего знаменитого забавно-чувственного танца.
― Футболка с твоей любимой сценой из «Криминального чтива», ― констатировала она. ― И хвост в стиле Винсента Веги завязал? Боже, какой ты дурень!.. Но вообще-то тебе идёт.
― Кстати, у меня есть смешная мечта: чтобы мы с тобой как-нибудь накидались в ретро-баре и повторили этот танец.
Микаса захохотала и в порыве эмоций поцеловала его в щёку.
― А что, звучит круто! С моим каре в сочетании с белой блузкой я вполне сойду за Мию Уоллес.
― Ага, только вот твоего Марселласа я бы и сам выкинул в окно.
― Знала, что ты так скажешь.
Микаса вдруг начала озираться по сторонам, затем сняла босоножки одну за другой и с пренебрежением запихнула в близстоящую переполненную урну. Эрен неопределённо хмыкнул и выпустил густую струю сигаретного дыма.
― Давно нужно было это сделать, ― пояснила Микаса и задорно пошевелила пальцами босых ног.
― Пока ты не выбросила всю обувь, нажитую в браке, хочу попросить об одном: пожалуйста, оставь только те туфли… в которых ты вышла ко мне голой…
― О… Как сентиментально. Хорошо, я их оставлю. ― Она вновь взяла его за руку. ― У меня тоже есть просьба. Давай сегодня переночуем в доме мадам Ренессанс. В нашем доме.
― Идёт. Последний раз я был там в день похорон. Всё не решался зайти позже.
― Славно, что мы придём вдвоём: нашей старушке понравилось бы это. Только забежим за бутылочкой вина сперва? Я устала и хочу немного выпить. Моя любимая винная лавка тут недалеко.
― Как скажешь. ― Эрен пожал плечами. ― Всё равно не разбираюсь в этих твоих элитных напитках богов: я голодранец и пью лишь дешёвое пойло.
Он мягко рассмеялся, и Микаса с улыбкой повела его за собой. Родные улочки распахнули объятия шелестом пыльной листвы, зажигающимися фонарями и разбитыми мостовыми, по которым они точно так же гуляли вдвоём в пору юности. Микаса опустила голову на плечо Эрена и почувствовала себя в безопасности. Она неустанно предавалась ностальгии и между тем размышляла о своих догадках.
«Что твориться в его голове прямо сейчас? Он злится на моего бывшего или вспоминает былое? Может быть, вспоминает то былое, что мы разделяли очень давно?.. Надо выбрать подходящий момент и аккуратно спросить. Но как? Ладно, не думай сегодня об этом. В нашем распоряжении теперь столько времени, которое можно провести вместе!.. Как хорошо! Как прекрасно это знать!»
Вынырнувшие из темноты чугунная ограда и розовые кусты у дома госпожи Шпигель теперь напоминали грустных сирот, а сквозь каменную дорожку начали пробиваться крохотные сорняки. Обитель их детской радости разделяла с Эреном и Микасой общую скорбь.
Вошли молча, без шума — словно в храм, боясь потревожить покой уснувшего дома. Опустились на пол рядом с выходом на задний двор и наблюдали за переливами сизых отсветов на паркете. Птицы снаружи занялись вечерними трелями, наполняя жизнью покинутый сад.
— Наверху столько хлама, скульптур и картин, — заговорил вдруг Эрен. — Я тут подумал, что часть из них можно передать музеям. Разумеется, самое дорогое сердцу оставим.
— Я тоже об этом думала. Грех прятать здесь столько отличных экспонатов, да и место расчистим.
— Себе заберём спальню ту, что наверху…
— Справа! — весело продолжила за него Микаса.
— Точно. Из неё самый красивый вид на задний двор. И парк видно.
— Если будем что-то докупать из новой мебели, придётся немножко заморочиться, чтобы она вписывалась в старомодный интерьер, но я знаю фабрику, которая делает классную мебель под заказ. Мы там… с Вадимом когда-то заказывали, — неловко уточнила она.
Микаса смутилась и закусила губу. Затем поднялась и зашагала в ванную, чтобы ополснуть стопы от дорожной пыли. На обратной дороге прихватила из кухни штопор и пару бокалов. Вернувшись, она встретилась глазами с озадаченным взглядом Эрена.
— Мезальянс… Словечко на грёбаном «другом языке». — Эрен рвано усмехнулся, скомкав рукав футболки. — В галерее, он сказал, что ты ни за что не выбрала бы меня…
Микаса посмурнела. Села рядом, вскрыла бутылку и разлила вино, тут же пригубив из своего бокала. После призадумалась, подложив под щёку ладошку.
— Вадим — воплощение моего подросткового идеала мужчины. Ну, он весь из себя такой дьявол с импозантными замашками и в дорогом костюмчике. А ещё очень красив. Как недосягаемое холодное изваяние на крыше готического собора. Я хотела обладать им. Хотела достичь его. Хотела рядом с ним чувствовать себя значимой и равной ему. Хотела стать частью его дела, в котором он ворочал огромными деньгами. Хотела вести заумные разговорчики про искусство под дорогое вино: про искусство, к которому я тогда даже мало что чувствовала! Если так подумать, у меня всё это и было. Его приятели частенько называли нас идеальной парой. Не знаю… Мы были как яркая обёртка пустой коробки. Хотя, казалось бы, это моя мечта! — Микаса издала нервический смешок и осушила свой бокал до дна. — Если говорить предельно честно, возможно, в его словах есть смысл. Будь он идеальным воплощением моих желаний, я бы осталась с ним. Первый год совместной жизни именно об этом и говорил. Что греха таить, Вадим меня очаровал.
Она чутко наблюдала за движением мысли, отражающимся на лице Эрена: за морщинкой меж нахмуренных бровей, за взамахами ресниц и подрагивающими сжатыми губами.
— В день, когда мы подписали документы на развод, я сказала ему, что, наверное, даже забыла бы, как ты улыбаешься… Хм… — Микаса сделала длинный выдох, тихонечко простонав, и спрятала лицо в поджатых к груди коленях. — Если бы всё было так просто… Если бы я могла отбросить всё, что чувствовала к тебе… Боже, я бы не сидела здесь, строя планы по обустройству