Габриэль еще раз грустно взглянула на портрет, а затем вынула его из рамки, завернула ткань в бумагу и положила в ящик стола, где хранила реликвии, принадлежавшие истории Дома Рошей. Решение снять портрет Императора со стены своего кабинета пришло к ней сегодня, когда она узнала о том, что Наполеон бежал с Эльбы и высадился на юге Франции, надеясь собрать новую армию для того, чтобы пойти на Париж и свергнуть с трона короля Людовика XVIII.

Габриэль не желала, чтобы ее соотечественники вновь погибали на полях сражения, ведь если Императору удастся вновь захватить власть, он будет стремиться во что бы то ни стало вернуть отвоеванные у него земли. Габриэль знала не понаслышке о том, что такое война, пережив страшные дни на Пиренейском полуострове, и поэтому она не хотела, чтобы война пришла на землю Франции. Для военных действий не было никаких причин, ее соотечественники не чувствовали себя униженными, а свою родину завоеванной чужеземцами. Напротив, теперь между Францией и другими странами Европы установились хорошие отношения. Даже Веллингтон заявил, что у Франции нет и не было врагов и что он стремился лишь свергнуть с трона Бонапарта. По всем признакам король Людовик был хорошим правителем, и, в отличие от Бонапарта, правящие королевские дома относились к нему с уважением. Недаром лионцы в день восшествия на престол вручили ему послание с изъявлением своих верноподданнических чувств. Стране нужен был мир, а не новое кровопролитие. Габриэль любила свободу и те здравые принципы, которые установила революция. Бурбоны поклялись сохранить их. Габриэль знала, чего будет стоить ее родине возвращение Императора к власти, именно поэтому она убрала в ящик стола портрет человека, принадлежавшего уже прошлому, но никак не настоящему.

— Мама!

В кабинет вбежал Андрэ, громко хлопнув дверью. Габриэль повернулась лицом к сыну, шумному пятилетнему мальчугану, который только что вернулся вместе с няней с прогулки и, как обычно, сразу же побежал разыскивать мать. Весело смеясь, Габриэль начала тормошить его, а затем подхватила на руки и прижалась щекой к его пухлой раскрасневшейся от мартовского прохладного ветерка щеке.

— Надеюсь, ты хорошо провел время? Ты встретился с тетей Элен, как вы договаривались? Это она купила тебе такой красивый леденец? Да ты просто счастливчик!

— Я завтра снова пойду в гости. Дядя Мишель обещал научить меня ездить верхом на пони Жюльетты, на котором она сама больше не хочет ездить, потому что он слишком маленький, — и непоседливый малыш начал вырываться из рук матери. Она выпустила его из своих объятий.

Габриэль боялась, что избалует сына, и поэтому старалась почаще отсылать его в дом Элен и Мишеля, который те купили незадолго до рождения своих близнецов — девочки и мальчика. Их дом находился в нескольких минутах ходьбы от особняка Рошей.

Габриэль знала, что детям, растущим без отцов, необходимо почаще общаться с мужчинами. Ее поразили робость и застенчивость сына, когда она вернулась домой в Лион. Мальчик убежал от нее и спрятался за юбки Элен, хотя узнал мать, поскольку в ее отсутствие Элен каждый вечер перед сном показывала Андрэ портрет матери, принадлежавший когда-то Эмилю. С большим трудом Габриэль удалось восстановить отношения с сыном, завоевать его доверие, однако в нем до сих пор жила память о том, что мать покидала его на долгое время — и поэтому каждый раз, когда он возвращался откуда-нибудь домой, мальчик сразу же искал мать, чтобы убедиться, что она не уехала, пока его не было дома. Когда Габриэль вынуждена была уезжать по делам из Лиона — а это случалось все чаще и чаще, — Андрэ с удовольствием оставался в доме Пиа, где отсутствие матери было для него не так заметно, как если бы он оставался у себя дома. Несмотря на то, что десятилетняя Жюльетта часто бывала занята, поскольку нянчилась со своими маленькими братом и сестрой или ходила в гости к подружкам, она все же находила время для Андрэ и часто читала ему перед сном волшебные сказки. В недалеком будущем ее вновь ожидала деловая поездка, и поэтому Габриэль решила заранее подготовить Андрэ, как она делала это всегда.

— На следующей неделе я должна буду отправиться в Лимузен и Овернь, чтобы посетить две большие усадьбы, в которых идет ремонт. Ты же знаешь, что многие заказчики обращаются к нам, когда хотят обить стены своего дома нашими тканями, а я, выполнив их заказ, считаю своим долгом убедиться, что клиенты довольны нашими шелковыми тканями, украшающими стены их домов…

Мальчик все понял. Он тоже любил ткацкую фабрику матери, куда та иногда брала его с собой.

Андрэ с увлечением разглядывал яркие узоры на тканях, с наслаждением вдыхал запахи шелка-сырца и красок, которые казались ему родными и близкими, как будто он с рождения помнил их.

— А когда ты возьмешь меня с собой? — задал Андрэ свой обычный вопрос. — Я тоже хочу увидеть наши ткани, украшающие стены чужих домов!

— Когда ты подрастешь, я обязательно возьму тебя с собой, — пообещала Габриэль сыну. — Ведь ты должен все знать и уметь, потому что Дом Рошей перейдет к тебе.

В оставшееся до отъезда время Габриэль много работала. Мишель всегда помогал ей, но она намеренно отдавала всю себя работе и заботам о сыне. Дом Рошей и Андрэ составляли теперь всю ее жизнь. Габриэль старалась, чтобы у нее не оставалось времени и сил на тяжелые мысли и мучительные воспоминания, которые могли истерзать ее душу, если бы она дала им волю. Мужчины не обделяли ее своим вниманием, многие были не прочь жениться на привлекательной богатой вдове. Элен тактично намекала ей на то, что присутствие в доме мужчины пошло бы на пользу как Андрэ, так и самой Габриэль. Но Габриэль и слушать ничего не хотела о новом замужестве.

— Никогда! — ответила она однажды на уговоры Элен с такой решительностью в голосе, что та больше никогда не отваживалась заговаривать на эту тему.

Габриэль принимала ухаживания некоторых мужчин, выезжала вместе с ними в свет, но на большее никто из них не мог рассчитывать. То, что Она была холодна и недоступна, разжигало страсть ее кавалеров. Но Габриэль решительно рвала свои дружеские отношения с теми из них, кто позволял себе смелые ласки. Она в первую очередь боялась саму себя, опасалась, что в ней могут проснуться те желания, которые она старательно подавляла в себе ради сохранения душевного покоя.

В те дни, когда Габриэль готовилась к отъезду, пришли известия о быстром продвижении Бонапарта по стране. Он с триумфом вошел в Гренобль на седьмой день после своей высадки на побережье. На протяжении всего пути в ряды его войска вливались солдаты, ветераны Великой Армии, с криками и возгласами приветствия; они выходили к нему навстречу, снова надев свои мундиры и размахивая оружием. За время своего изгнания Император не утратил магическую силу и власть над людьми, он вновь воспламенил всю Францию. Французы срывали белые кокарды Бурбонов, бросали их на землю и топтали ногами, а солдаты вновь украшали свою форму запрещенными трехцветными лентами. Они вновь, как и прежде, были воинами Императора и шли вслед за ним вместе со своими офицерами.

Накануне отъезда Габриэль отвезла Андрэ в дом Пиа. По дороге их карета была остановлена толпой народа. Люди ликовали, приветствуя Бонапарта, входившего в Лион. Король Людовик послал своего брата на защиту этого крупного города, но тот вынужден был вернуться в столицу, поскольку ни один солдат не пожелал подчиниться его приказу.